назвать наукой, даже эмпирической. Хотя, разве может быть наука вообще эмпирической? Она разрознена и разбита на громадное количество полуфилософских-полусоциологических причуд и течений. Из всего этого хаоса мыслей и наблюдений трудно собрать что-нибудь цельное. Особенно в случае, когда субъективное стремится выразить свою самость в отрыве от объективного. Именно по такому сценарию пытаются действовать современные глобалисты.
Социальные разнотолки продолжаются до сих пор, хотя роль эмпирической социологии давно уже отошла на задний план. Эта социальная кривда давала слишком разночтивые концепты, следовать которым общество просто опасалось. Они скорее были приспособлены и предназначены для средств массовой информации. Для сенсационных «выкриков» антиглобалистов, напуганных размахом искажений личностного глобализма.
Да, серьезной социологии не получилось. Времена Огюста Конта и его позитивизма канули в лету, социальное диво приобретали все более уродливые черты ожесточенной борьбы не за человека общества, а за обладанием его умами. Социальная целостность субъективно-объективной связи человека и общества неразумно конвергировалась в нечто хаотично неопределенное и даже неопределяемое в принципе. Объективность так и не вошла в субъективность. Такие социальные издержки разума, как бихеоризм превращал и превращает биосоциальную связь в операционализм неразума. То есть, в некие навыки, некую потребность, «животную страсть». Стало даже модно называть это неразумие «жизненной необходимостью». Даже несмотря на всю путанность понимания этого словосочетания. Тем не менее, ею с охотой пользуются в формировании своих идей современные глобалисты.
Субъективная объективность творит мир. Да, дурманящая печаль экзистенциализма различных формирований и верований вообще ведет человечество на край пропасти к погибельному камню. На смену должен становиться соэкзистенциаизм разумной радости. Экзистенция в принципе – нецелостное образование, которое не имеет права на существование. Феноменология в целом так же не имеет права приравнивать человека к трансцендентному, непознавамому сознанию, темному в свое платформе. Матрица неотомизма до сих пор сводит мировую историю к сверхъестественному, которое, якобы, определяет поведение человека. Однако социальные неразумные рычаги не правят миром в информационный век негоэнтропийного естества. Это лишь подтверждает должное наличие социологического континуума с его непрерывной созидательной устремленностью. Именно то, что социология это процесс, из которого выхватываются предвзятые фрагменты прагматических целей, «высвечивает» истинную личину глобалистов со звериным оскалом.
Однако социальные вопросы на этом не кончаются. Процесс существование человека должен становиться с определенным философским основанием – в целостности со своим обществом. Такая единость и целостность социологии без причуд презирает их мелочность и неразумность. Она восстанавливает право на собственное равновесие между духом и телом человека, между личностью и обществом. Между человеком и его временем, между субъективным и объективным, наконец. Недавно почивший исторический материализм ставил человека в угоду производственным отношениям.
Объективность обязана входить в социологическую канву. Современные социолого-экономические теории пока видят в человеке лишь субъективное начало, а не творца будущего. До сих пор считается, что исторический и социальный прогрессы, якобы, движут «эффекторы» – некие сгустки социальной напряженности, разрушенные временем. Но эта напряженность имеет причины субъективистского варварства. А сами эффекторы – это лишь проводники объективного в субъективность. Ничего нового они не производят. Эффекторы, якобы, учат мир – как не нужно себя вести? Значит, субъективное учит объективное? Разве это разумно? Всякое соотнесение недиалектично и нежизненно. Субъективному социальному разгулу, по-видимому, приходит конец. На смену ей, действительно, уже спешат диалектические теории самоорганизации и самообразования с их субъективной объективностью разума личностного глобализма.
Субъективная объективность накладывает жестский отпечаток на социальные вопросы, которые проявляются до сих пор на каждом шагу жизни человека. Например, многие в нашем окружении могут позволить себе смеяться над нравственностью, как пережитком прошлого. Мол-де: мы современные люди. Хотя издревле было взято за правило предостережение, выстраданное веками и нами в современной формулировке: «Не смейся над нравственностью. Нашу жизнь обеспечивает самоорганизация – в основном через общечеловеческие ценности. Идти против них неразумно». Недаром попытки глобалистов в этом направлении обречены на провал.
Человек развивает свою судьбу в зависимости от обстоятельств настолько, насколько он связан с обществом. Это ли не социальная причуда, когда он считает, что «судьба заботится о нас, если мы сами ее не испытываем». Для того чтобы быть успешным, человеку недостаточно желания, способностей и удачи. Нужно еще стать успешным в себе, найти смысл такого становления. А это уже во многом зависит от сообщества. То есть, субъективное обретается в объективном. Очередная социальная благость заключается в том, что человек не должен льстить, даже отказывая другу или обществу.
Человек никогда не остается один, он всегда с собой даже наедине, он вместе с другими и обществом в поступках. Но он обычно даже не замечает эту социальную особенность. Умный человек сам отдает часть своего ума умными поступками сообществу. Радость своего и радость совместного тождественны в развитии, поскольку они не заключают в себе наносного криминала в виде социального вопроса. Решение этого вопроса – очередная социальная проблема, поскольку она упирается в самого человека. Если этого человека поставить во главу социального обустройства, тогда станут бессмысленны все социальные несправедливости, и вопросы отпадут сами собой. Тогда субъективность сольется с объективностью.
Гуманитарные кризисы, как правило, обусловлены не политикой, они стоят за ней в исторической действительности. Трагедия старого не в том, что оно отживает или не имеет сил к активной деятельности. Оно в том, что в настоящем уже не видится нового. Разве это не очередная социальная субъективно-объективная фабула? Ведь еще никто не опроверг известный тезис: «Свобода рождается в необходимости, но умирает в… свободе». Так и субъективность обретается в объективности, но угасает в самой себе.
Вопросы человечности, гуманности, насилия в настоящее время особенно заострились, что можно объяснить все большим расслоением общества по материальному достатку. Такое расслоение есть отрыв субъективного от объективного. Политические, социальные и экономические кризисы, нищета, войны, обман на каждом углу плодят безнравственность и озлобление и преследуют нас на каждом шагу. Когда я утрами иду на работу, то постоянно встречаю по пути того или иного молодого человека, жадно хлебающего пиво, вместе с пеной, на ходу из банки, – жажда вечного похмелья. Он тоже идет на работу. В это раннее время в мусорных контейнерах уже роются «бичи» с багровыми лицами, грязными пальцами вылавливают что-то съестное… Настроение, увы, портится. Где она, объективность? В таком субъективном выражении она гибнет…
История человечества – это история диалектизации человеческого существа в личность. Это развитие связей с общечеловеческими ценностями, которые его очеловечивают. Но очеловечивают, к сожалению, не всегда и по-разному. Кто в этом виноват, и виноват ли? Люди обычно ругают государство, которое не может или не хочет защитить их от засилья криминала и бездушия чиновников. Государство втихую сетует на «плохой или ленивый народ»,
