Она была шикарна в своем узеньком черном платье для коктейлей на бретелях и прелестными браслетами из розового золота. У Лиззи был вкус. Я почти не привлекла ее внимания. Мой дикий прикид показался ей вульгарным. Впрочем я была вульгарна в тот миг, еще как вульгарна! — я жадно думала о том, что все, что я вижу вокруг — это мое! Мое! Даже ее браслеты — мои! Как быстро деньги превращают человека в гондон!
Лиззи привезла из Лондона своего последнего мальчика — она приехала вчера, — и я чувствовала как она втайне нервничает, поджидая появление матери — не туда смотришь, дрянь! — мальчик вполне мог понравиться мамочке — крупный сладкий красавчик-кобель из латиноамериканцев. Между прочим, он сразу положил на меня глаз. Его тоже тошнило от овощей.
«Как давно мы не виделись, Лиззи! С того самого дня, когда тебя уложили в мою постельку!»
Я уже совершенно уверилась в том, что судьба меня привела к цели.
Тестей принимали на свежем воздухе за круглым плетеным столом в окружении плетеных же кресел. Много выпивки, мало закуски. Прислуживал старый вышколенный слуга.
Болтали всякий вздор.
Моя девица — Кэби — порой мне тишком подмигивала, — наша тайна ее чуть-чуть поджаривала и развлекала. Мальчик у нее был тоже салатный, — спаржа между ног.
Я не замечала ничего подозрительного, но, конечно, неуклонно готовилась к бою. Я пришла без оружия совершенно сознательно, ведь принцип сегодняшнего дня был однозначно заявлен как возмездие свыше, и дело возмездия и судьбы вложить в мои руки то оружие, какое потребуется. Изготовка воина будоражила кровь, я чувствовала, как пыл красит мои щеки лихорадочным румянцем. После моей борьбы за жизнь с Балтикой — люди казались говорящим шпинатом.
Только один раз мне удалось оторваться от компании и осмотреть поле боя… слуга показал мне дамскую комнату на втором этаже. Жилище Лиззи было таким же холодным и эффектным, как она сама. Я открыла матовое окно и быстро оглядела площадку боя через окуляр оптического прицела. С высоты холма был хорошо виден сам особняк с крышей как сумочка Фелицаты, купы вязов, разбитые вокруг цветники, оранжерея, конюшня с мраморной головой коня на фронтоне… затем поле для игры в конное поло, затем — просторы идеально стриженых склонов, где работали дождевальные установки. Тут я зацепила взглядом движение электрокара по пешеходной дорожке, которым управлял черный верзила в желтой штормовке, он катил по узкой асфальтовой ленте к одинокому строению с косой стеклянной крышей. Что таится там? Сердце екнуло от неясного предчувствия… еще выше, над всем, пространством поместья царит декоративная горка из массивных каменных глыб; если швырнуть их в стены и крышу — от особняка останется только куча пыли и щебня. Или сдернуть весь травяной дерн вместе с постройками — от логова змей останется только голая земля.
Последний взгляд — и я замечаю одинокую всадницу на черном коне. Она явно скачет в мою сторолу. Рядом бежит огромная собака.
Мачеха!
Я кубарем слетаю вниз к общему столу и сажусь, как ни в чем не бывало, рядом со злюкой Кэби, но дьяволица сразу поняла, кто я такая и мгновенно узнала меня!
Первым приближением всадницы заметил старый слуга: «Потише, маман!» Стало тихо — никто не считал куклу Лиззи настоящей хозяйкой. Она сама, дрогнув, сказала, что завтра у маман юбилей, в дом уже собираются гости, но, чтобы никто не смел ее поздравлять — дни рождения ее угнетают! Что ж, я одна поздравлю мадам с днем ее смерти! И вот к нам, на дорожку у края бассейна, отражаясь в ровной воде розоватого неба, подскакала всадница в костюме для верховой езды на громадном вороном жеребце. Она властно натянула удила, останавливая коня, и вперила в меня ошеломленный взгляд. Я сразу узнала ее — это была женщина из моего сна! И хотя там она всегда закрывала лицо руками, я узнала эту смертельную бледность холодного зимнего дня на ее холеной роже с кровожадным ртом вурдалака. Видимо и я ей не раз снилась в этом самом наряде: молодая смерть в античной тунике с золотой чалмой на голове и кровавым червонным цветком розмарина на пунцовой щеке. Ее лоб мгновенно покрылся мелкой испариной. Рука так дернула удила, что конь тревожно храпнул, мотнув тяжелой головой. Все кто сидел за столом заметили эффект, который я произвела на всадницу; возникло неловкое молчание. Отставший на корпус лошади смоляной пес в ошейнике из того же смутного сна — из красной свиной кожи с тупыми шипами — тоже уделил мне особое внимание, подбежав, рыча обнюхал мои колени и, капая пенкой, зло оглянулся к хозяйке, ожидая команды: фас… «Фу! Иссис! Фу!» — вскрикнула мадам хриплым голосом ужаса. Чувства мои были так обострены, что я легко въехала в лихорадку ее мыслей: первым делом она решила, что я вооружена и смертельно испугалась за дочь. Мне ничего не стоит поднести пистолет или нож к горлу и взять Лиззи в заложницы. Или просто демонстративно убить соперницу в начале атаки.
Но я уже поняла, что дочь совершенно не в курсе козней собственной матери против падчерицы ив мыслях пощадила пустоголовую куклу… признаться я тоже была ошеломлена тем, с какой быстротой вороная тварь раскусила меня и — глубиной ее реакции на явление Герсы.
Черные зрачки мачехи так расширились, что захватили всю радужную оболочку — не глаза, а пулевые отверстия! Кто-кто, а она прекрасно понимала, что я абсолютно неуязвима — судорожные подергивания мышц захватили все лицо всадницы с такой дьявольской силой, что изо рта на миг высунулся язык. Острое, мокрое, розоватое жало змеи. Картина нервного потрясения была так ужасна, что все прикипели к местам за столом.
— Что с тобой, ма? — Лиззи с досадой притянула к себе рычащего пса за ошейник. .
Голос дочери помог стерве справиться с судорогами:
— Кто эта девушка? — выдала свой ужас женщина.
— Это моя новая подруга, мадам! — смело вмешалась интриганка Кэби, — Марион! Она девственница!
Я смотрела прямым взглядом в очи мачехи, взглядом насмешки: не ломай комедию, падла. Мы обе знаем кто я, зачем, для чего и почему.
— Лиззи, прошу тебя, — стала заискивать мать, — на полчаса! Извините, у нас срочный разговор.
Она никак не могла справиться с удилами и опять так нервно рванула кольцо в лошадиной пасти, что жеребец, всхрапнув, чуть привстал на задние ноги и глухо долбанул в землю круглым копытом. Мотая мордой, он уронил пену на скатерть пятнами мрамора.
— В чем дело? — изумилась дочь, не привыкшая к просительным ноткам во властном голосе матери.
— Езжай в дом! Быстрее! — и, стегнув лошадь плеткой, она пустила махину во весь опор смертельной тревоги.
Черный кобель ринулся следом, и все трое пропали из глаз в набеге вересковой пустоши.
— Она приняла тебя за репортера светской хроники! — предположила бестия Кэби. Все ухватились за эту мысль и разом зашумели.
Встревоженная поведением матери, Лиззи впервые обратила на меня пристальное внимание и внезапно тоже переменилась в лице — все-таки она что-то знала! — неужели, неужели… это Гepca, прочитала я на кукольном лбу, и, судорожно встав из-за стола, хозяйка извинилась перед гостями:
