— Любимая, — тут же заключил меня Джулиан в объятия, прижавшись к моему виску гладко выбритой и еще влажной щекой. — Поезд отходит через полчаса. Ты пойдешь со мной на вокзал?
— Естественно, — прошептала я и, уткнувшись носом ему в шею, глубоко вдохнула его запах.
— Я все помню. Я перенесу время выхода группы и вообще буду крайне осторожен. Никакого необдуманного риска. Я непременно вернусь к тебе — целым и невредимым. Я не подведу тебя, обещаю!
— Конечно, не подведешь, любовь моя. Конечно же, нет…
Он усадил меня с собою на кровать, скрипнувшую старыми пружинами, крепко прижав меня спиной к своей груди.
— Ты должна уехать в Англию, там намного безопаснее. Через месяц-другой меня отпустят на недельную побывку. И тогда мы поженимся — в смысле, официально. Ты ведь уже моя жена — и можешь жить в Саутфилде с моими родителями. Там и родится наш ребенок. Я прямо сейчас напишу родителям, чтобы их подготовить. Родная, не беспокойся ты так, — добавил он, целуя меня в волосы. — У тебя какой-то пугающе унылый вид. Тебе нельзя так огорчаться. Все у нас с тобой будет замечательно. Теперь у меня есть ради кого жить. Ради вас двоих, — скользнул он ладонью вниз, к животу.
Я накрыла его руку своей.
— Я счастливейшая в мире женщина. Мне повезло найти тебя, твою любовь, твое чистое открытое сердце. Едва меня зная, ты сразу принял меня, доверившись каждому моему слову. Ты подарил мне чудесную, исключительную ночь, когда я даже не чаяла еще хоть раз обнять тебя.
— Милая моя, — радостно усмехнулся он, — для меня это огромная честь.
Развернув кисть, он взглянул на часы и вздохнул:
— Пора.
Взяв меня за руку, он закинул за плечо ранец и вывел меня в коридор. Вместе мы спустились по лестнице и вышли наружу, на пустынную поутру улицу. Ночью ветер разогнал остатки туч, и теперь ясное, словно умытое дождями солнце мягко золотило острые мансардные кровли. В нескольких улицах от нас, разорвав раннюю тишину, печально прозвонили соборные колокола, созывая паству на заутреню.
— Всего пара дней, — заметил Джулиан, — а я как будто заново родился!
— Ты сумасшедший, — рассмеялась я. — Доверчивый глупыш. Я правда чувствую себя полнейшей самозванкой, пытающейся объявить тебя своим мужем и выдать своего ребенка за твоего. Ну в самом деле, подумать только! Путешественница во времени! И ты всему этому веришь?
— Всему, что исходит из твоих уст, — тоже рассмеялся он.
Мы прибыли на вокзал, имея еще несколько минут в запасе. На другом конце платформы я заметила Джеффа Уорвика, стоявшего в одиночку. Он глянул на меня со злобным презрением и тут же отвернулся.
— Этот человек меня определенно невзлюбил, — сказала я Джулиану.
— Не бери в голову. Он свыкнется.
— Увы, не свыкнется.
Наконец мы остановились, и Джулиан развернулся ко мне. Козырек фуражки отбрасывал на его лицо косую тень.
— Ну вот, пора прощаться, — сказал он твердым, волевым, поистине офицерским тоном. — Во-первых, никакой грусти-печали, мы скоро снова будем вместе. Я буду писать тебе как можно чаще. И вышлю тебе сколько-нибудь на первое время, пока мы все не узаконим и не сделаем как надо. Что у тебя в ближайших планах?
— Думаю, еще пару дней побуду в Амьене, чтобы убедиться, что все идет как надо. Сможешь мне послать открытку или еще какую весточку о себе? Не то я буду волноваться.
— Разумеется, сразу же отправлю. Ты будешь все так же на рю де Огюстен?
— Да. А затем отправлюсь обратно в Англию, как ты и предлагал.
— Вот и славно! А теперь, моя радость, — сказал Джулиан, вынимая из записной книжки конвертик, — я должен настоять на том, чтобы ты это взяла: на дорожные расходы, докторов и все такое прочее. Сейчас больше у меня нет, но я отпишу распоряжение своим банкирам…
— Нет! Прошу тебя, не надо. У меня достаточно средств на все нынешние нужды. Ты же в тот последний день буквально усыпал меня драгоценностями! Вот, взгляни, — наполовину вытянула я из потайного кармана жемчужную нить. На утреннем солнце бусины окутались приглушенным блеском. — Твой свадебный подарок.
— Бог ты мой! — удивленно ахнул он.
— Да, ты на редкость щедрый и великодушный человек. И слишком хороший для меня.
— О, так ты, значит, вышла за меня из-за денег? — лукаво усмехнулся он.
— Естественно! Из-за чего же еще!
Он решительно сунул мне в руки конверт:
— Все равно возьми это, дорогая. Пожалуйста. Хотя бы ради моего душевного покоя.
— Джулиан, я не могу. Минувшая ночь…
Его лицо густо порозовело.
— Насколько я понимаю, это была моя первая брачная ночь. А мужья и жены не считаются друг с другом деньгами.
Внутри меня эти его слова отозвались явственным, болезненным щелчком.
— Возьми, — сомкнул он мои ладони на конверте. — Прошу тебя.
— Хорошо, — нехотя согласилась я. — Но только если ты возьмешь вот это, — выудила я из кармана сложенный листок.
— Что это?
— Так, на всякий случай. Вдруг это все-таки произойдет.
Джулиан решительно закрутил головой:
— Не произойдет, Кейт. Я тебя тут не оставлю.
— Ну пожалуйста! Просто потешь мой каприз.
В этот момент с нарастающей громкостью раздался одинокий и протяжный паровозный гудок.
— Это за мной, — сказал Джулиан.
— Прошу тебя. — Быстро подавшись к нему, я сунула записку ему в карман.
— Родная моя, — улыбнулся он, — все, счастливо. Пиши мне, когда только сможешь. Сообщай, как себя чувствуешь, чем занимаешься. Я все время буду думать о тебе, каждый миг. И буду рьяно добиваться, чтобы как можно скорее дали новый отпуск.
— Я буду писать тебе, — кивнула я. — Каждый день.
Я уже слышала громкий и могучий рев подкатывающегося к перрону паровоза. Огромная черная махина проплыла мимо нас, с шипением выпуская пар, наполняя ноздри влажным едким запахом угольного дыма.
— И не забывай сообщать свой адрес, чтобы я мог тебе ответить. Если будет плохо, мои любовные послания или, может, какие-то бессмысленные стишки поднимут тебе настроение.
Я молча кивнула, не в силах больше говорить.
Он обхватил пальцами мой подбородок, другой рукой обнял за талию.
— Еще раз, напоследок, — вздохнул он и склонился меня поцеловать.
— Я люблю тебя, Джулиан Эшфорд. Просто запомни это, ладно? Это очень важно.
Он прижался лбом к моему лбу:
— И я люблю тебя, Кейт Эшфорд.
— Нет. Пока еще нет.
Поезд, дернувшись, остановился, с долгим протяжным вздохом испустив облако пара. Платформа тут же пришла в движение: кто-то забирался в вагоны, кто-то спускался на перрон; масса людей в военной форме пробивалась сквозь толпу; там и сям мелькали сестры милосердия в синих юбках, белых фартуках и коротких, до пояса, накидках.
