Я нашёл Тешу, отвёл в сторонку.
– Кому про Даврона рассказал?
Он нахмурился:
– Я слово Гадо дал. Теша умрёт, слова не нарушит.
Не, он нормальный пацан, я лишний раз убедился.
– Извини, брат, – говорю. – Сам не знаю, зачем спросил… Такие дела – голова кругом идёт. В общем, надо Даврона спасать.
Он насупился:
– Я обид не прощаю.
– Да ладно тебе, – отмахиваюсь. – Надо Комсомолу сказать. А где он? Что-то не видно его.
– В будке заперт.
Ну, блин, и повороты!
– А ты куда глядел? – спрашиваю. – Почему разрешил?
Он, дурень, оправдывается:
– Те ребята хотели Рауфа выпустить, Комсомол не разрешил. Наши ребята его схватили, держали, пока те ребята дверь будки открывали. Когда Рауф вышел, те ребята Комсомола схватили, в будку запихнули, дверь закрыли, замок повесили, ключ с собой унесли.
– А наши?
– Ничего не сказали.
Бздуны! Никому из них не верю. Нельзя им про Даврона говорить. Не помогут. Хорошо ещё, если бесам не сдадут. Не подумав, я брякнул:
– Сам пойду выручать. Ты со мной?
Теша нарыхался до чёртиков:
– Не пойду, и ты не ходи, убьют. В воротах караул застрелит.
– Ништяк, – хорохорюсь, – я стратегический план разработал. Проникновение на территорию противника.
– Что за план?
– Военная тайна.
Вообще-то я смутно представлял, что буду делать. А Теша опять хмурится. Обижен, что не делюсь секретом. Приходится просить:
– Чем оскорблённую морду демонстрировать, лучше опиши, где этот самый зиндон находится.
Он нехотя описал.
Короче, нашёл я на свою жопу приключения. А куда деваться? Сболтнул – выполняй. Вот я и призадумался: охраняют бесы усадьбу Зухура или не охраняют? Прежде они жили отдельно от давронских, в мечети. Где сейчас? Остались у себя? Или под шумок – пока нет Даврона – захватили власть и переселились в дом с золотыми воротами? По-любому соваться туда без отмазки опасно.
Шагаю к ближайшим от казармы воротам.
– Эй, хозяин!
Раз десять, наверное, зову, пока наконец выходит. Бледный, испуганный.
– Баран есть?
– Нет барана.
По роже читаю, что не врёт. Перехожу к соседнему дому.
– Эй, хозяин! Баран есть?
– Нет барана.
И этот не врёт. Овцы в это время года на пастбище. Иду дальше по улице.
– Эй, хозяин! Где барана держишь?
– Нет барана.
А сам глаза опустил, чтоб не выдали. Отпихиваю его, вхожу во двор и через дом – на задний двор. Вот он барашек! В загончике. Ждёт, небось, не дождётся, пока его зарежут и подадут гостям на большом празднике. Для того и оставили дома.
Хозяин маячил за спиной. Напоказ поправляю на плече ремень автомата:
– Неси верёвку.
Мужик упёрся рогом:
– Нет верёвки.
Я открыл дверь ближайшего сарайчика. Мешки, лари, кувшины… Заглянул в другой – так и есть: висит на стене аккуратно свёрнутый чилбур, аркан из шерсти. Хотел отрезать метра полтора, но спохватился – нет ножа. У хозяина спросить? Опять упрётся. Ладно, сгодится и моток. Сдёрнул верёвку с гвоздя, вышел, обвязал конец вокруг бараньей шеи. Утешил хозяина:
– Восстановим советскую власть, расплатимся. Квитанцию не даю, бланки дома забыл, – и поволок барана со двора.
Хозяин хмуро плёлся за мной до калитки, но даже не пикнул.
Выхожу на улицу, и вся смелость – фью! и испарилась. Пока тащился наверх к золотым воротам, тупо твердил про себя: остановят – покажу на барана: вот, мол, на кухню привёл. А дальше? Всё как в тумане. Честное слово, еле-еле дополз…
Нет, верно говорят, дуракам везёт. Распахнутые ворота никто не охранял. Слева у забора кто-то лежал, накрытый с головой лёгким полосатым чапаном. Стопудово мертвец. На асфальте – пятна крови. Черепки какие-то… Одежонка разбросана… Жутко подумать, что здесь происходило. На передней веранде сидели трое рауфовских. Я, на них не глядя, потянул барана на задний двор. В ногах – слабость, сердечко стучит… Опять повезло, не окликнули.
Миновал гараж, припёрся на задний двор. Ну и где здесь тюрьма? Каменные сараи все, вроде, одинаковые. Пригляделся. Вот у этого, крайнего, на солнечной стене сушатся лепёшки кизяка. Как и у прочих. Но дверь, похоже, поновее. И замок висит. Все остальные – без замков.
Оглянулся: вокруг ни единой сволочи. Подскочил к двери, сунул ключ в замок. Подходит. Сердце, конечно: тук-тук-тук… Конечно, страшно. Заскочил в сарай. Мельком разглядел, что внутри пусто, а в центре квадратная дыра, накрытая деревянной решёткой. И сразу же захлопнул дверь. Темно – собственных ушей не вижу. И с места тронуться боязно, хотя упасть некуда. Позвал тихонько:
– Даврон, вы здесь?
Громче боюсь – кто-нибудь услышит. Молчание, такое же глухое, как темнота. Позвал погромче:
– Даврон, это я.
Глухо, как в танке. Может быть, думаю, умер. Или убили его. Или увели. Почему не откликается?
Глаза маленько привыкли к темноте. Из щели под дверью всё же какой-никакой свет сочится. Подошёл к дыре, встал на колени, заглянул вниз. Темно, как у негра в жопе. Не понять, есть ли кто-нибудь внутри или нет. Позвал ещё раз, не отвечает. Почему молчит?
«Надо валить, – думаю. – Сделал, что мог. Застукают, секир-башка сделают». А мне башку жалко. Она у меня умная, красивая. Поднялся и – к двери. Гордость остановила. А вдруг он заболел, ранен или вообще? Неужто убегу, не убедившись? Приоткрыл дверь, не на полную, а чтобы свет проходил. Рядом с порогом камень лежал. Я им подпёр, чтобы не закрывалась. Посветлее стало.
Лёг на пол, морду между перекладинами решётки сунул, вглядываюсь изо всех сил. Ни хрена не видно. Всё-таки начал смутно различать: двое лежат, один стоит неподвижно. Лица стоящего не разобрать. Зову по новой:
– Даврон…
Вижу, руку к уху поднёс, типа прислушивается, и спрашивает:
– Кто таков?
Голос Даврона. Стало быть, жив. Рапортую:
– Это я.
Он гаркает:
– Имя? Фамилия?
Не узнал меня. Ну, я назвался. Он командует:
– Лестницу. В темпе.
Где я возьму? Нет поблизости никаких лестниц. А на передний двор пусть сам идёт. Что ж делать? Наконец догадался:
– Верёвка пойдёт?
– Неси!
Я в дверную щель осторожно выглянул. Двор, как был, пуст. Барашек мой успел откочевать к гаражам. Я нагнал.
