– А вот это – даже не думай! – Странно, но «Три мушкетера» с их рыцарской дружбой «один за всех и все – за одного» прошли мимо мальчика Аркаши. – Взрослые же мужики. Давай на спор, мадам Легаре. Если я проиграю, то подарю тому чудаку на букву «м», что потребует памятник, книжку Дюма, а если ты… Эх жаль, что ты светиться не хочешь. А то бы ты…
– А то бы я?.. – заинтересовалась Натали.
– А тебе тогда пришлось бы соблазнить моего генерала на глазах у почтенной публики. Поэтому твой Омар получит щелбан от тебя, – вспомнил детство Аркадий.
– Принимается! – Идея наградить шишкой блестящий лоб любовника понравилась Натали. Это, конечно, немного рисковая шутка – в самом развращенном и эмансипированном арабском банкире вдруг может проснуться воин-бедуин, которому не подобает терпеть побои от женщины. Кинжал в сердце – пожалуйста, милая, а бить – ни-ни. Но в том и смак, чтобы провернуть подобный фокус, не нанеся любовнику смертельной обиды. «Мы же остаемся добрыми друзьями, не так ли?»
Через полчаса Летисье усадил москвичей в микроавтобус «эспас», и знакомство с Парижем началось.
– Сейчас вас ожидает первое чудо, – пообещал Летисье. Как все французы, он со школьных лет воспитывался в уважении и любви к своей истории, знал и любил Париж, поэтому прогулка с москвичами доставляла ему, кроме удовольствия похвастаться познаниями, еще и законную гордость гражданина Франции и коренного уроженца столицы. – Перед вами еще одно творение бессмертного Эйфеля – мост Александра III.
И они медленно проехали через стометровую стальную арку моста, соединяющую эспланаду Дома инвалидов с Елисейскими Полями и выехали на левый берег Сены.
– А при чем здесь Александра III? – поинтересовался Михаил Яковлевич, любуясь нарядными фонарями, окруженными амурами и гирляндами цветов, которые украшали парапет моста. Изучение памятников мировой архитектуры, связанных с именами русских самодержцев, не входило в программу советской школы.
– Имя вашего императора мост получил в память соглашения между Францией и Россией. А построен он в 1900 году, и открывал его другой русский император, последний – Николай П.
Белоснежные колонны, с капителей которых устремлялись ввысь золотые кони, – великолепное зрелище. На двух пилонах правого берега представлена Франция средневековая и Франция современная. Левый берег посвящен Франции Ренессанса и эпохи Людовика XIV.
– Посмотрите, ах, уже проехали! – но ничего, потом пешком погуляете по мосту, – утешил Летисье. – Я хотел обратить внимание на аллегории Сены и Невы, которые украшают особенные пилоны моста.
Они миновали Дом инвалидов, перед которым на оружейной площадке выстроились в ряд бронзовые пушки XVII и XVIII веков. Дисциплинированно скучавший Картузов взбодрился: таких «стволов» явно не хватало на лужайке его «фазенды».
– Смотрите, смотрите! – закричал Летисье. – Вот орудия «Триумфальной батареи» – их ровно восемнадцать. Из них стреляют в особо торжественных случаях.
– Надо же! – восхитился генерал.
– А вот Военная академия, – Жак показал сквозь открытые окна на юг Марсова поля, – это мадам де Помпадур пожелала, чтобы молодые люди даже из самых бедных семей могли сделать военную карьеру.
– Молодец! – похвалил Картузов. И мадам Помпадур – какой он знал ее по историческим кинобоевикам – сразу поднялась в его глазах.
Далее дорога привела на Монпарнас. Картузов, разумеется (тут Аркадий был прав на все сто), пожелал видеть Пляс Пигаль, где они прошлись несколько кварталов пешком, в «ожидании сексуального чуда». Но многочисленные секс-шопы, пип-шоу и стоящие вдоль улицы размалеванные проститутки уже через пару минут утратили сомнительное очарование новизны и… стало скучно.
Здесь, как на Пляс Пигаль,Весельем надо лгать,Тоской здесь никого не удивишь, —
неожиданно пробасил Червяков, вспомнив годы молодые и студенческий строительный отряд.
Ну что, мой друг, молчишь, Мешает спать Париж…—
негромко вторил коммерческий директор.
– Так мы в Париже, братцы! – утешил друзей Картузов. Все засмеялись, и Жак пригласил растроганных гостей в машину:
– Принимающая сторона хочет преподнести вам небольшой сюрприз. Сейчас.
Они снова проехались вдоль Елисейских Полей. Издали полюбовались величественной колонной, привезенной из Египта Наполеоном Бонапартом. Миновав площадь Согласия, направились к площади Опера.
Там Жак уверено провел их к большому магазину мужской верхней одежды с надписью «Бербери».
– Быть в Париже и не воспользоваться случаем для пополнения своего гардероба? Непростительно, господа. Как у нас шутят – это хуже, чем преступление, это – глупость. Тем более что английская фирма «Бербери» имеет с известным вам банком – банком принимающей стороны – самые тесные связи и предоставляет возможность его служащим раз в год одеваться в магазине практически даром. В вашем случае – банк как добрый партнер предоставляет вам такую льготу.
И Жак щедро распахнул перед москвичами двери большого фирменного магазина.
– Нам сделано предложение, от которого мы не сможем отказаться, – пробормотал коммерческий директор. «Крестного отца» смотрели и читали все. Так что комментариев не потребовалось.
Летисье, как первоклассный имиджмейкер, подобрал каждому подходящий мини-гардероб.
– Нет-нет, Василий Викторович, оставьте это. – Жак решительно отобрал серого цвета галстук, который прикладывал к бежевому с известной клеткой Бербери пиджаку Червяков. – Сюда нужно ярче и другого цвета… – И, не удержавшись, почти съязвил: – Не такой, конечно, как носит мсье Кобзарь, но ярче.
– А что мсье Кобзарь?.. – подозрительно впился глазками во француза генерал.
– У него… особый стиль. Совсем особый. Чересчур артистичный, понимаете ли, – вывернулся Летисье. И с головой ушел в изучение местного ассортимента.
– Пожалуй, так. – Жак уверено приложил к груди Червякова выбранные им галстук с платком.
Лица продавцов, к которым Жак обращался с распоряжениями и – изредка – за советом, выражали больше чем просто одобрение. Летисье мог быть уверен, что, в случае внезапного увольнения из контрразведки, рабочее место в магазине ему гарантировано.
Проще всех оказалось с Гульденбергом (он и в Москве отличался бы особым шиком, кабы не копил на новую машину). Михаил Яковлевич получил полную возможность потрафить своим прихотям. Заместитель генерального имел достаточно случаев изучить униформу деловых людей проклятого Запада и тоже не сопротивлялся. А вот с генералом пришлось повозиться. Перво-наперво он удивил Жака категорическим заявлением: «Это должно понравиться Любочке!» Потом сообщил, что этот «сиротский жупан» пусть носит сам господин Летисье. Бедняга Жак, державший в руках плечики с одним из самых дорогих пиджаков коллекции, чуть не сказал, во что «жупан» обошелся бы скромному офицеру французских спецслужб («но я еще не сошел с ума, чтобы здесь разоряться!»), однако вовремя спохватился. И с откровенным уважением оглядел Картузова, который, измучив и Летисье и вымуштрованных сотрудников бутика: «повесь на место, ну» и «что скажет Любочка?» – вдруг, превратившись в памятник самому себе, безошибочно ткнул пальцем в комплект, скромно дожидавшийся своей участи чуть-чуть в отдалении от собратьев на витрине. «Его!» – приказал отставной интендант. Это оказалась эксклюзивная модель коллекции и поэтому очень дорогая. Главный продавец поздравил от имени Бербери мьсе русского с отменным вкусом, а Летисье как молитву припоминал слова Кобзаря: «Франков не жалей!» Вопрос: «До какой степени?!»
