– Ее пересказывают и в Прусе, – кивнул Дион. – После того случая Аполлоний прославился на всю империю. По-твоему, рассказ правдив, Луций?
– Думаю, да, – криво улыбнулся тот. Он вспомнил о шифрованном письме, которое написал Учителю за десять дней до покушения и считал последним. Там сообщался не только день, но и час предсказанной смерти Домициана, а также имя будущего убийцы. Его позабавило, что в тот момент, когда он боролся на балконе с Катуллом, а Стефан резал Домициана, Аполлоний ободрял их криками из Эфеса, за сотни миль.
Пришел Илларион. Настало время отправиться на Форум.
* * *
Такого ликования Луций не припоминал. Прибытие нового императора предвкушалось не один месяц. Народ распирало от волнения, и на Форум стекся весь город, включая стариков, обычно избегающих столпотворений; дети же сидели на плечах у взрослых. Крыши проседали под весом зевак. У храмов и алтарей выстроились длинные очереди желающих помолиться за здравие нового императора, воздух полнился ароматом благовоний. Настроение не было благоговейно-религиозным, как на особых праздниках; не наблюдалось и патриотического пыла триумфальных шествий, равно как и того кровожадного буйства, что возбуждалось зрелищами в амфитеатре. Общий тон был более легким, прозрачным, но проявлялся не меньшим воодушевлением. В воздухе витали радость, облегчение – и надежда, как наконец-то сформулировал Луций.
Оказалось, Марциал ошибся во всех предположениях насчет вступления Траяна в город. Новый император прибыл не в колеснице, не верхом и не в паланкине. Он явился пешком и был облачен не на манер полководца, как поступал в подобных случаях Домициан, а в тогу. Вид нового императора, входящего в город запросто, как обычный гражданин, породил шквал аплодисментов. Даже шествуя на своих двоих, Траян уга дывался издалека благодаря росту. Рядом с ним, грациозно улыбаясь, вышагивала и махала толпе его жена Плотина. В свои сорок с лишним императорская чета выглядела вполне заурядной, но физически крепкой. Непринужденные манеры супругов казались совершенно естественными.
На небольшом расстоянии за ними следовал двоюродный племянник и подопечный императора Адриан, тоже уроженец Испании. Юноша немногим старше двадцати был, как и Траян, высок и могучего сложения. Он превосходил дядю красотой, но рубцы от фурункулов портили его гладко выбритые щеки. Перед лицом ликующей толпы он держался гораздо скованнее, чем доброжелательный Траян. Говорили, что родственники очень близки; именно юный Адриан, служивший под началом Траяна на германской границе, принес дяде весть о том, что тот объявлен императором.
В центре Форума собрался группами весь сенат, приветствуя нового правителя; впереди стояли главные магистраты и старшие сенаторы. Луций же с друзьями находились в толпе поблизости. Когда Траян начал подходить к шеренге встречающих, Адриан, глянув в сторону Луция и его компании, что-то шепнул дяде на ухо. Император кивнул, повернулся и направился прямиком к ним.
Траян поднял руку в приветственном жесте:
– Дион Прусийский! Эпиктет Никопольский! Никак вы говорите «добро пожаловать в Рим» сему скромному гражданину? – У него был отчетливый провинциальный акцент.
Луций был поражен вниманием Траяна. Еще больше его изумила непринужденность, с которой реагировали друзья-философы.
– Цезарь пришел домой, и его народ счастлив, – ответил Эпиктет.
– Дом народа пустовал слишком долго, – добавил Дион. – Цезарь с супругой наполнят его светом и радостью.
Траян рассмеялся. Вблизи он оказался даже огромнее, чем думал Луций. У него было простецкое, но приятное лицо с длинным носом; густая шевелюра начинала седеть.
– Мы не встречались, и вам, видать, непонятно, как я вас узнал. Спасибо племяннику. Юный Адриан еще тот ученый – я называю его Маленьким Греком. Он слишком застенчив, чтобы подойти познакомиться, но настоял, чтобы это сделал я. Много-много ночей Адриан читал мне в палатке твои, Дион, труды. Я смеялся и даже плакал, если вы можете представить слезы у такого здоровяка. Твои рассуждения о Меланкоме восхитительны! А что до тебя, Эпиктет, то жена отзывается о тебе весьма высоко, хотя мне кажется, что ей ближе эпикурейцы, нежели вы, стоики. Я оставляю философию Плотине и верю всему, что она говорит. Так куда проще. А кто ваши спутники? – Он показал на стоявших в сторонке Луция и Марциала.
– Это наш хозяин, мы у него гостим, – ответил Дион. – Его зовут Луций Пинарий. А вот и знаменитый поэт Марциал.
Марциал, полный рвения, шагнул вперед:
– Добро пожаловать, Цезарь! Наконец-то настал день твоего прибытия. Нынче все горожане и чужеземные посланники в пышных одеждах, как один, выступают тебе навстречу и радостно восклицают: «Весть о прибытье твоем в твой город дошла уж до Рейна!» – Он слегка поклонился.
Траян какое-то время созерцал кончик своего носа. Подвигав взад-вперед мощной челюстью, он кивнул философам:
– Что ж, мне пора поздороваться с сенаторами. – Он развернулся и направился к встречающим.
– Невероятно! – произнес Луций. – Он приветствовал вас даже раньше магистратов.
– Думаю, знак добрый, – сказал Дион. – Пусть новый император и не поклонник философии, но признает заслуги ее адептов. Я возлагаю большие надежды на этого человека.
– Ты слышал его выговор? – состроил гримасу Марциал. – Чисто испанский рыбник.
– Уже почти хочется остаться в Риме и посмотреть, какие порядки заведет Траян, – признался Эпиктет.
– Только не мне! – буркнул Марциал. – Жду не дождусь, когда выберусь из этой вонючей навозной кучи.
После того как Траян поздоровался с каждым сенатором лично, а со многими обнялся и перецеловался, они с Плотиной взошли на Капитолийский холм к храму Юпитера для официальной церемонии; затем процессия вернулась на Форум и проследовала сквозь толпу к главному входу в императорский дворец. С его ступеней Траян произнес короткую речь – в основном восхвалявшую Нерву. Как и его предшественник, новый правитель поклялся не убивать сенаторов. Затем пригласил сказать несколько слов Плотину. Она изобразила удивление и будто заколебалась, на что толпа ответила шумными призывами говорить. Не слишком упорствуя, она уступила.
– Нерва назвал это место Домом народа, – сказала Плотина, – и быть посему, ибо мы таким образом будем изо дня в день вспоминать, кто привел нас сюда и кому мы служим, – я говорю о народе Рима. Не так давно люди боялись войти в этот дом, а некоторые из тех, кто вошел, сгинули навсегда. Я надеюсь, что нашими стараниями любой гражданин ощутит себя здесь желанным гостем, которому нечего страшиться. Я простая жен щина, жена солдата, дочь дома Помпеев. Жить с вашего благословения в Доме народа – величайшая честь для меня. Ваше уважение – лучшая награда, какую я в силах вообразить. Я постараюсь его заслужить и сохранить.
– Мы любим тебя, Плотина! – крикнул кто-то. – Не меняйся!
– Я и не собираюсь, – рассмеялась Плотина. – Какой я вхожу сюда – такой, надеюсь, меня и вынесут.
