Мужчина пожал плечами, но снова указал на ту сторону: – Он.
– Из-за Андрея?
– Я знаю? Говорить мне ничего. Всегда только: «Делай это, делай то».
– Ну хорошо. Что случилось потом?
– Я жду. Женщина выходит – другая. Уходит. Я жду. Потом идут… – Он поднял указательный и средний палец. – Два?
– Двое новоприбывших? Мужчины или женщины?
Шпион показал ладонью невысоко от пола, потом поднял ее выше.
– Маленький и большой, да. Женщина и мужчина?
Мужчина покачал головой. Он боролся с собой и вздыхал. Наконец поднял руки и сделал так, будто он что-то надел на голову, и сложил их потом, как для молитвы.
– Капюшон? Набожность? Молиться? Монахи?!
Пленный кивнул.
– Они туда. Долго ничего. Потом выходят опять. Большой несет маленького. Маленький – это… – Пленник изобразил убедительную пантомиму человека, который, полумертвый, лежит на руках другого. – Потом вода.
Он показал на колодец на той стороне улицы, сжал оба кулака и потряс ими в воздухе.
– Они разобрали ограду над источником?
– Да. И сделали…
Новая пантомима: кто-то пытался открыть дверь, но у него это не выходило.
– Они забаррикадировали двери, – сказал Киприан. – Я знаю.
– Потом – прочь.
Киприан медленно кивнул.
– Уж не верите ли вы ему? – спросил капитан.
Киприан поднял на него глаза, встал и отступил на шаг в сторону.
– В такую бессмысленную историю? Я бы ни за что не поверил ему, будь она более гладкой и логичной. Кроме того, я знаю, что доминиканец, о котором он говорил, на самом деле существует.
Капитан что-то пробормотал.
– Возможно, дело обстояло совершенно иначе, – предположил Киприан. – Возможно, монахи похитили Агнесс, а Иоланта хотела им в этом помешать. Он видел только двоих, но почему одним из них не могла быть Агнесс, в то время как второй монах прокрался где-то в другом месте? – Он подумал о пантомиме. От приступа внезапного беспокойства его дыхание стало прерывистым. – Нет, он сказал, что они покинули дом еще раньше. Они ее подкараулили и оставили где-то связанной? Но почему тогда Иоланта? В любом случае это след. Спасибо, что помогли мне, капитан. Прием «Добрый инквизитор – злой инквизитор» действует всегда.
– Да ну? – ухмыльнулся капитан.
– Вы можете задержать этого мужчину? Возможно, он мне еще понадобится.
– Мы так или иначе бросим его в тюрьму, – сказал капитан. – Вам нет необходимости приказывать нам это.
– Сохраните его в таком состоянии, чтобы он еще мог отвечать на мои вопросы.
Капитан окинул его взглядом. Киприан заметил, что тот относится к нему уже не с такой симпатией, и пожал плечами.
– Монахи… – повернулся он к пленному. – Было ли в них что-то особенное, кроме разницы в росте? Что-нибудь с их рясами или что-то в этом роде?
Пленный ответил Киприану взглядом. Через пару секунд он потер ладонью о пол и поднял ее вверх. Она почернела от сажи и грязи.
– Черные рясы? – Юноша вспомнил об оборванной фигуре на остатках стены монастыря в Подлажице, оказавшейся не монахом, а старой изношенной рясой, в которую можно было укутаться. – Монахи были в черных рясах?
Пленный кивнул. Киприан отвернулся.
Перед ним стоял Андрей, вытаращив глаза на пленного. В памяти Киприана всплыл разговор с Андреем под стенами Подлажице, и у него было такое чувство, будто образы, вызванные воспоминанием об этом разговоре, он увидел и в глазах Андрея. Бегущие в панике тени. Черный монах с кровью на руках. Взмах топором.
– Монахи в черных рясах, – тихо произнес он. – У них на совести смерть твоих родителей и еще десяти невинных женщин и детей, они убили Иоланту, из-за них чуть не сгорел весь город, и они – это единственный след, ведущий к Агнесс. Круг замыкается, Андрей.
Тот поднял руку. Что-то висело в ней, выглядевшее, как монета.
– Это уже второй раз, когда я нахожу нечто подобное, – произнес он еле слышно. – В первый раз оно упало мне под ноги, когда передо мной замертво рухнул мужчина. В этот раз я взял его из рук мертвой женщины. Скорее всего, она сорвала его с одного из тех типов.
Киприан уставился на матово поблескивающий, медленно вращающийся медальон.
– Печать братства, – понял он.
– Я иду с тобой, – произнес Андрей.
8
– Когда-то это должно было случиться, – сказал отец Ксавье. – Неосторожность – это проклятие.
– Меня они в любом случае не заметили, отец, – гордо заявил юноша.
Он бежал вверх за доминиканцем, который, казалось, достаточно медленно поднимается по лестнице. На втором этаже мальчик обнаружил, что у него появилась одышка.
– Ты слышал, что он сказал часовым и Киприану Хлеслю?
– Не все, отец. Я затерялся среди людей у огня, там было трудно подслушивать. Но я также видел то, что видел он, – черных монахов.
– Киприан и Андрей начали преследование?
– Кажется, да.
– И Иоланта мертва?
– Понятия не имею, отец. Они сказали, ни на чем другом я не должен… э-э-э… конц… кронцен…
– Концентрироваться. Ну ладно.
Отец Ксавье принялся открывать одну из двух перегородок. Юноша почувствовал запах птичьего помета. Доминиканцу пришлось нырнуть рукой глубоко в чулан, откуда он вытащил горсть серых перьев. Юноша зачарованно наблюдал, как отец Ксавье сел за маленький стол, открыл футлярчик, прикрепленный к лапке голубя, и вложил туда послание, которое он, очевидно, подготовил заранее. Когда он открыл деревянную перегородку и в помещение ворвался свежий воздух, из-за другой перегородки послышалось возбужденное воркование и звук семенящих голубиных лапок.
– Вот эти здесь связывают меня с Римом, – сказал доминиканец и указал кивком головы на закрытый чулан. Он поднес голубя, которого держал в руке, к отверстию и выпустил его. Голубь взлетел с обычным чахоточным воркованием. – Эти здесь – нет.
Юноше показалось, что на лице монаха он различил пренебрежительную улыбку, но потом худое лицо стало таким же бесстрастным, как и всегда. Вместе они спустились вниз в небольшую келью, где отец Ксавье начал упаковывать свою Библию и письменные принадлежности в узел.
– Вообще-то, – сказал отец Ксавье, – я должен был бы отослать одного из тех голубей, которые связывают меня с Римом. Само собой разумеется, с другим посланием, не тем, которое я отправил сейчас. Но у меня такое чувство, что пришел тот момент, когда я должен освободиться. Ты это понимаешь?
– Не-а, – произнес юноша, который почувствовал, что это правильный ответ, даже если бы он был ложью.