Все враждебное возникает в человеке — и обращается против него. Человек живет, исполняя волю Тьмы, во власти Тьмы; она велит скрыться от солнца, жить в склепе. Подземные ходы Города, герметичные коридоры КонТуа — одной природы, это обители Тьмы, и мы обречены сражаться в них с отродьями собственных мыслей и тайных порочных желаний, изъевших наш мозг червоточинами, отложивших черные личинки в бороздах между извилин. Тьма торжествует, вкладывая в нас паразитические программы — они дадут смертоносные ростки и ядовитые плоды, но синий огонь обещает: «Не все потеряно, не падай духом, человек…»
Это тема для сильного видеоклипа. Даже — для нового диска.
Энрик гибко поднялся и тоже сел, зеркально повторив позу Хиллари.
— Мне можно взглянуть на Фосфора?
— Да.
Они прошли за перегородку. Киборга уже отсоединили от стенда, и он лежал на каталке — безжизненный, неподвижный. Энрик взял его за руку, погладил холодные пальцы.
— Вот кого бы я хотел купить.
— Это исключено.
— Я знаю. Его свела с ума программа-разрушитель. Паразиты мозга. Можно призывать смерть, но нельзя нести ее самому. Если ты становишься мстителем, силы ночи вторгаются в твой разум, и ты уже не властен над собой. Фосфор — «светоносец»; не тьма, но свет. Ты пройдешь сквозь ад, чтобы возвратить свет людям, ты пройдешь сквозь смерть, чтобы обрести жизнь. Ты очистишься и снова встретишь Друга в себе самом и в душе своей, — Энрик повернулся к Хиллари. — Ни Церковь, ни я не виноваты в том, что он стрелял в тебя.
— Я знаю.
— Тогда прости его. Пусть это останется в прошлом.
Ждать пришлось недолго. Как только Фанк был подключен, трое опять сели в кресла и надели шлемы. Конечно, участие Энрика не было обязательным, ему хватило бы и записи результатов, но лучше с ним не связываться, пусть смотрит все подряд, все равно он ничего не понимает в зондировании, зато потом не будет никаких претензий.
Зонд шел ровно, цвета и картины сменялись спокойно, отметки прописаны четким шрифтом — значит, память очень устойчивая. Хиллари с нарастающим волнением заметил, что даты уложены сплошной строкой, без перебоев и вставок, последовательно — выходит, Фанк ведет их в некий закрытый, запретный сектор, который он хранил, обставив шифрами, и к которому сам никогда не обращался. Скорее, скопировал ссылки на него в другой блок.
Время бежало вспять, Фанк уверенно шел к тайне, запертой в его мозгу, а Хиллари ощущал, как учащается пульс: таймер показал «17 октября 235 года» — время за две недели до смерти Хлипа.
Картина открылась, качнулась, и они шагнули за порог небольшой комнаты без мебели.
Навстречу им вышел, как из небытия, невысокий, худой парень с тусклым взглядом из-под нечесаных и немытых волос, в широкой бледно-зеленой рваной рубахе, сползающей с плеч, с запавшими глазами и скорбной складкой у рта. Хлип.
— Проходите сюда, — позвал он их с той стороны реки, — садитесь.
Он устало опустился на пол, скрестил ноги, рубашка обнажила грудь: ключицы выпирали арками над темными впадинами.
— Слушайте внимательно, — голос его был монотонным и бесцветным, с едва заметным хрипом, — запомните навсегда, пока вы живы, навсегда. Вы можете доверить эту информацию только достойному человеку, когда будете полностью уверены, что никто не воспользуется ею в корыстных целях и не исказит, не извратит ее, а донесет правду до людей. Я запрещаю говорить об этом с моими родственниками, любыми представителями звукозаписывающих фирм и любыми другими людьми, не способными правильно использовать эту информацию. Передать ее можно только влиятельным общественным деятелям, известным своей честностью и принципиальностью. Это обязательное условие; если появится риск, что записи попадут в ненадежные руки, — я приказываю стереть их начисто! Лучше пусть все исчезнет и растворится, как дым, чем если меня еще раз вываляют в дерьме. Лучше пусть останется красивая легенда, чем пошлое шоу, зубоскальство и ржач. Я продался с потрохами, но пусть они не думают, что я по их дебильным подсказкам буду и дальше веселить скотов в этом сортире, в который они превратили мир. Я продал им голос, тело, жизнь, но они захотели, чтобы я продал душу. А храть на всех! Душа не продается!
В этом тщедушном теле — и такая воля! Но почему воля к жизни перешла в волю к смерти?.. «Его загнали», — вспомнил Хиллари слова Фанка.
— Сегодня очень хороший день, — продолжал Хлип, — сегодня я трезв и спокоен. У меня не болит голова, не ноет грудь, я не испытываю тревоги и страха. Сегодня, 17 октября 235 года, в 21 час 20 минут, я, Джозеф Вестон, находясь в здравом уме и трезвой памяти, высказываю свою последнюю волю, чем отменяю распоряжения, сделанные ранее. Я оставляю предыдущее завещание прежним по всем изданным материалам. Тринадцатый диск, обработанный мной, я записал в память киборгов Санни и Файри, которых я отпускаю на свободу. Я лишаю прав на Тринадцатый диск своих родственников любой степени родства и звукозаписывающие фирмы. Своей волей я объявляю Тринадцатый диск, а также все записи о моей жизни, хранящиеся в памяти вышеупомянутых киборгов, достоянием человечества. Обнародовать их может тот распорядитель, чьи качества были перечислены во вступлении и кому киборг Санни или Файри передаст их добровольно, без угроз или принудительного взлома памяти. Я лишаю своих родственников права на вмешательство в обнародование этих материалов, права вето и купюр. Это моя жизнь, и я хочу, чтобы люди узнали правду. С фирмой «AudioStar» я расплатился, вернув по первому их требованию задаток в сумме 150 000 бассов и выплатив неустойку в сумме 420 000 бассов. Вот квитанции банковских переводов, зафиксируйте их номера. К сему прилагается запись разговора с представителем фирмы. С подлинным верно, Джозеф Вестон, бывший Хлип. Конец.
Хиллари тотчас отдал сигнал: «Немедленная остановка! Выход!», внутренне ликуя, что в самом начале не поддался на уговоры Гаста взломать Фанка. Спасла интуиция и отношение к закону, как к радиации. А то бы влипли в историю, не отмылись.
Из шлемов все вылезли с потрясенными лицами. Еще бы! Только что Хлип огласил им свое последнее, еще никому не известное завещание. Гаст набросился на шефа:
— Почему ты остановился?! Мы же начали проникать… и такой облом!
— Гаст, — зашипел на него Хиллари, стараясь не замечать Энрика, — ты рехнулся! Пока экспертиза не докажет, а суд не признает подлинность нового завещания, мы ни разу не коснемся Файри. Сунешься — лично шкуру спущу!
— А все равно, — Гаст сбросил перчатки, — мы знаем: есть, есть! Полный Тринадцатый Диск! Вау-у-у!
Гаст сделал кувырок через себя и прошелся на четвереньках, завывая. Хиллари решил не подавать вида, что бы ни происходило, и повернулся к Энрику.
— А ты разве не знал, что его выкормила и воспитала собака? — очень тихо сказал Энрик. — Очень породистая черная сука. Его мать разводила и продавала щенков, чем и жила.
— Это ты о Хлипе?
