Парень явно не намеревался снова пускать в ход слова — только кулаки или ноги. Губы испанца внезапно разъехались в неестественно широкой улыбке, и Доза увидел на его языке лезвие бритвы.
Впервые с того дня, когда он выстрелил в Старшего, Доза позволил своему страху и ярости выплеснуться наружу. Резким движением локтя он ударил Района в челюсть. Тот захлопнул рот, едва не проглотив столь искусно продемонстрированное лезвие. Доза повел себя достойно, но допустил ошибку. Проиграл, несмотря на то, что чуть не заставил Рамона захлебнуться собственной кровью.
Просто так здесь не затевалось драк. Если кто-то из заключенных начинал избивать противника, то со спокойной совестью мог прикончить его.
Доза выскочил из уборной, пролетев мимо Ноэля, второго брата, оставшегося у входа на страже.
На ужине в тот вечер Рамон не появился, и по тюрьме расползлись слухи, будто на его порезы во рту пришлось наложить швы. Ноэль сидел за столом с парнями из группировки «Ниета» и бросал на Дозу угрожающие взгляды. Тот отлично понимал, что должен что-то предпринять — тянуть резину не было смысла. Поэтому решился на немыслимое — направился к столу, где сидели «Бладз», но подошел сначала не к Рафу, а к их главарю. Немного усмирив бешено колотившееся сердце, он заговорил:
— Простите, что мешаю вам есть. У меня проблемы. Могу я поговорить с Рафом?
Лидер «Бладз» даже не повернул головы, что означало: «Я в курсе всех здешних дел».
— Хочешь его разжалобить или пришел по делу?
— По делу, — ответил Доза.
— Валяй, — ответил главарь, выдержав продолжительную паузу, за время которой все в столовой увидели, что к столу «Бладз» подошел Доза и, дрожа от страха, ждет ответа на вопрос.
Таким образом Раф превратился в защитника Дозы, забирающего половину его дохода и изображения грудастых девиц для распространения среди парней из «Бладз». Позднее на каких-то тайных переговорах кто-то из авторитетов «Бладз» потолковал с влиятельным человеком из «Ниеты», и Астацио притихли. Только изредка, встречаясь с Дозой, братья метали в него убийственные взгляды, а Рамон проводил по зубам языком, показывая, какими узорами наградил его Доза, и намекая, что их разговор еще может продолжиться.
Но у Дозы был теперь крепкий, могущественный защитник — Раф, поэтому он больше ни о чем не беспокоился. Раф занимался не только бизнесом Дозы. Еще он распространял наркотики — плотно скрученные сигареты, набитые марихуаной с примесью ментола, — и порой угощал ими Дозу. Тот твердо решил, что за решеткой к наркотикам не притронется — эта дорожка слишком быстро приводила заключенных в «долговую яму», — но от даров Рафа, не представлявших никакой угрозы, не отказывался. Время от времени Раф изменял своей подружке, получательнице «валентинок», с Дозой, который делал ему минет. Раф, в свою очередь, благодарил Дозу тем же самым способом, поскольку теперь полностью ему доверял. «Бладз» пользовались для подобных развлечений кладовкой, где хранились метлы. Дозе нравилось стремление Рафа продлить удовольствие — собственное и партнера. Он искусно управлял процессом движениями бедер или языком. Если Доза и усвоил что-то из науки отца — Человека Любви, почившего на лаврах и лениво принимавшего сексуальные услуги тех, кто навещал его: подружек Горация, а порой и самого Горация, — так это убежденность в безобидности минета. В тот день, когда Барретт Руд-младший застукал сына развлекающимся с Диланом Эбдусом, Дозе стало ясно отношение отца к подобным вещам: нет ничего страшного в том, что время от времени ты будешь брать в рот чей-нибудь член. Этот мир предоставляет мужчинам гораздо больше возможностей, чем, к примеру, котам, — даже отсутствие женщин им не помеха.
В тюрьме Доза не так уж часто размышлял о Дин-стрит или о своей жизни до появления в ней Старшего, о тех днях, когда Барри еще не утратил своего великолепия, а все окружающее — в доме, на улице — не пропиталось безумием. О той поре, когда Барри еще имел возможность вернуться в музыку, например, примкнуть к группе фанк-супергероев. Когда еще мог использовать свой четырехдорожечный магнитофон и не хранил под половицами пистолет.
В тот недолгий период между отказом от формы бойскаута и вступлением вместе с Робертом Вулфолком в ряды «БТЭК», — тогда же он отверг Дилана Эбдуса или, наоборот, сам был отвергнут им — Доза еще не утратил интереса к простым детским играм, вроде стикбола или скалли, с азартом воровал журналы в глянцевых обложках из киоска в конце Флэтбуш и старательно заучивал строчки «Восьмого чуда света» группы «Гэнг» или «Брейкс» Куртиса Блоу.
Нередко он устраивался в те дни у окна, выходившего на задний двор, и с увлечением читал новые выпуски «Нелюдей», ожидая, что немой Черный Гром наконец-то раскроет рот и, произнеся какую-нибудь невинную фразу, устроит светопреставление: разрушит мост, башни, школы, все стены с тэгами Моно и Ли.
Если бы Черный Гром когда-нибудь запел, то стер бы с лица земли весь город, осталось бы только метро — лабиринт туннелей, подземный квартал.
Бывало, Доза лежал на кровати, вдыхая запах старых гниющих деревьев во дворе, и часами мечтал об этом.
Или, в особенно жаркие дни, выходил на улицу, шел на угол Невинс и направлял струю гидранта в раскрытые окна проезжающих мимо машин. Если водитель догадывался о намерениях мальчишки и поспешно поднимал стекло — все равно не успевал защититься от холодного душа.
Но нужно признаться: многочисленные истории, которые ты рассказывал самому себе — и верил, будто все эти события происходили с тобой регулярно, — основывались на воспоминаниях лишь о нескольких днях, ставших для тебя легендой. Точно так же ты преувеличивал размеры женской груди, которую рисовал на листке в клеточку, и полученное однажды во время минета блаженство, точно так же считал, что, нажимая на спусковой крючок, ты издал победный вопль мстителя, хотя на самом деле чуть не обмочился от страха. Как часто включали этот чертов гидрант? И сколько раз в действительности ты обливал водой машины? Может быть, всего лишь дважды? И потом, особенно жарких дней летом всегда бывало не так уж много.
А что до полетов, Доза теперь даже в небо не смотрел. Полеты были летом внутри лета, пустым капризом. Думать о них не имело смысла.
Глава 14
В период между Элмайрой и Уотертауном жизнь Дозы была лишь тенью, бледной мечтой.
Первое освобождение плавно переливалось в следующее. Отбывших срок привозили в Нью-Йорк из тюрьмы на спецавтобусе, который останавливался недалеко от отеля «Плаза» возле моста Куинсборо. Каждому из освободившихся водитель выдавал жетон на метро — скромный прощальный подарок от пенитенциарной системы. В окружении таких же, как он, бывших заключенных Доза направлялся в метро. Все притворялись, будто друг друга не знают, лихо жевали жвачку и слишком часто сплевывали. Одежда плотно облегала накачанные мышцы, а во взглядах отражалась паника. К нормальной жизни эти люди теперь были так же не способны, как раки, выпущенные на волю в чистом поле.
Если не мешало смущение, Доза ехал до железнодорожного вокзала Гранд-Сентрал, там любовался новыми росписями вагонов, делал пересадку и отправлялся на Невинс, где мог повстречаться с кем-нибудь из знакомых. Когда же им владела глупая робость, он предпочитал дойти пешком до Куинс, сесть на метро и, собираясь с мыслями, час ехать до дома. Через Гринпойнт, Бед-Стай, Форт Грин — целых тринадцать станций.
