выдумать эдакое, — вдруг получится его удивить? — тогда мне награда какая-нибудь от него будут! — и ведь получается у мерзавцев! теперь награду ждать будут.
— В определенный момент ясно мне стало, что ничего больше сделать нельзя, — продолжал спокойно объяснять Доримедонт, как будто до этого не орал благим матом. — Чаша весов склонилась не в мою пользу, и никакие усилия этого не могли исправить. Но на кое-что я всё же повлиять мог… Увидел я и почувствовал, что мир становится меньше, сжимается… Само пространство. Раньше оно расширялось, как нам объясняли физики, а теперь вдруг двинулось в обратном направлении. Почему-то перестала вселенная расширяться и начала ускоренно сжиматься. Незаметно для людей, абсолютно естественно. И не так, как сжимается всё под прессом, когда давление плющит разные вещи и вдавливает их друг в друга. А по-другому: один предмет поглощался другим, то есть входил в него и становился его частью… Увидев это тогда и осознав вдруг, что это не моя выдумка или галлюцинация, я замер в удивлении и восторге, не в силах произнести ни слова. Боялся сглазить, думал, если вымолвлю хоть слово, тогда это чудо исчезнет, как мираж. Вселенная снова начнёт расширяться, язычество победит и водворится в умах и душах людей навсегда, ну, или надолго, потому что навсегда — понятие неестественное…
Немного смущала Три Д прямота Доримедонта и близость его лица, — оно словно стало самостоятельной субстанцией, отдельной от тела, и парило в воздухе, — именно в нём сконцентрировалась душа патриарха, торжествующая и вечная, свободная и непреклонная, — ничто не могло изменить её или уничтожить, тем более удержать на привязи. Три Д, конечно, понимал, что это — всего-навсего впечатление, создаваемое неординарной личностью Доримедонта или её остатками, вложенными в другого человека, но всё равно не мог отделаться от эффекта, вызываемого ими. Даже что-то вроде страха, от которого Три Д давно отвык, проклюнулось в сердце, и колени ослабли настолько, что захотелось присесть.
— Что ты такое несёшь? Понять не могу. Из ума выжил? — промямлил он, не находя в себе сил для более твёрдого и грозного ответа.
— Сам чего несёшь? — самоуверенно усмехнулся Доримедонт. — Почуял, что жаренным запахло? Понял, чем тебе грозит вся эта ситуация?
— И чем же таким грозит, на что я не смогу наплевать со своей колокольни? — пытался хорохориться Три Д.
— Не осталось у тебя подходящей колокольни! Скоро вообще ничего не останется. Я иду по твою душу! Пространство сжимается в нужном мне направлении, скоро вдавит меня в тебя! И я стану тобой! Втиснусь в тебя! Влезу, как лиса в курятник! Вцеплюсь зубами в твою мерзкую сущность и буду рвать её изнутри! Никто и ничто не сможет мне помешать! Осталось немного! Ты — поганое отродье! Я буду кромсать тебя вечно! Вечно-о-о!
Доримедонт перешёл на бешеный ор и начал со всей дури биться головой о бронированное стекло, так что из его носа и рассечений на лице во все стороны обильно брызнула кровь. Три Д отпрянул от стекла и отступил на несколько шагов — не то чтобы его ужаснуло или шокировало разверзшееся зрелище — видал он и похлеще — просто инстинктивно и на всякий случай увеличил расстояние, — мало ли, — вдруг обезумевший патриарх как-нибудь сумеет вырваться наружу. Хранители вырубили звук, передаваемый из соседней комнаты и в образовавшейся беспредельной тишине, которой и положено царить глубоко под землей, вежливо поинтересовались:
— Вернуть звук?
— Не надо! Пусть в тишине орёт! В моей тишине.
— У него там не тихо, — уточнил Хранитель,
— Скоро будет, — Три Д устроился поудобнее в кресле и стал наблюдать за тем, как бесшумно бьётся в истерике патриарх: топчет митру, срывает с себя саккос и всё, что под ним, рвёт в клочья, — занимается дальнейшим раздеванием себя, — царапает ногтями кожу, сдирает её лоскутами, а заодно и куски мяса с костей. Быстро загустевающая кровь на стекле превратилась в багровую занавесь, сквозь которую с трудом просматривался мечущийся силуэт, мало напоминающий человека, да и тот в конце концов пропал. Три Д подождал ещё некоторое время — не появится ли месиво, которое когда-то было патриархом всея Тартарии, не вытрет ли ладонями кровь со стекла, не прильнет ли к нему тем, что осталось от его лица, не будет ли разевать беззубый рот в тщетной попытке докричаться до Главного Визионера? — нет.
— Ну, что ж, с этим, пожалуй, покончено! Прекрасно! — вполне удовлетворённый увиденным, объявил Три Д, положил руки себе на колени, как прилежный ученик, и оглядел Хранителей, которые стояли в сторонке, выстроившись по возрасту. — Я ничего не почувствовал… Честно признаться, на какое-то мгновение, когда патриарх говорил, я даже подумал: а вдруг он прав, вдруг вселенная и правда начала сжиматься, благодаря чему он сможет в меня проникнуть… Но нет… Ничего… Нет его внутри меня… Никто меня изнутри зубами не рвёт… Чушь всё это… Напрасно жило это животное и умерло без всякого смысла… Возвращать его незачем… Вы поняли?
— Конечно, — одновременно кивнули Хранители.
Главный Визионер переводил взгляд с одного на другого, с младшего на старшего и обратно, ждал, — ведь они теперь были на очереди. Доримедонт перед смертью открыл ему самую большую свою тайну, — не такую уж, кстати говоря, и сногсшибательную, — а что приготовили ему Хранители? Они тоже ждали и смотрели на него так, как будто и он был не один, а состоял из четырёх разных Визионеров, Мальчика-визионера, Юноши-визионера, Мужчины-визионера, Старика-визионера. Три Д даже огляделся по сторонам — нет ли рядом кого? Никого не было.
— Надеюсь, после того, как вы мне откроете свою тайну, не станете биться головой о твёрдые предметы, живьём сдирать с себя кожу и мясо, как Доримедонт?
— Во-первых, не станем, а во-вторых, у нас нет никакой тайны, — ответил старший Хранитель.
— Тогда что же вы хотели мне сегодня открыть?
— Не тайну, а информацию, которую вчера вы ещё не готовы были воспринять, — сказал Хранитель-мужчина.
— А сейчас готов?
— Сейчас готовы, — объявил Хранитель-юноша.
Каким-то всё это сомнительным и надуманным показалось Три Д, — складывалось впечатление, что Хранители ведут какую-то игру, — конечно, такое впечатление они производили всегда, но на этот раз — особенно. Хотел Три Д помучить их ещё вопросами, вроде: каким это образом я за один день подготовился к вашей информации? я что, по-вашему, вчера был глупее, чем сегодня? Но не стал спрашивать.
— Ну, и где ваша информация? Я жду… — Три Д постарался не подать виду, что ему не терпится узнать, что ещё вчера он не готов был услышать.
И Хранители начали говорить, — как всегда, — вдумчиво, неторопливо и
