ничто не могло подорвать ее убежденность в том, что наша нация угрожает России и хочет войны. К концу нашего визита, как мне кажется, мы убедили ее, что лично мы не хотим войны, но она все еще твердо верила, что этого хотят Соединенные Штаты.
Она спрашивала, почему наша страна размещает свои базы, почему она окружает ими Россию. Это, конечно, верно. Но то, что Россия может представлять собой военную угрозу, она отвергла как какую-то чепуху или враждебную иностранную пропаганду.
Покидая Ленинград, мы были тронуты, когда она пришла к поезду посреди ночи и проводила нас.
После этой поездки у нас осталось чувство, будто мы потерпели неудачу. Между нами не было личной вражды. Вовсе нет. Но среди народа укоренилось непоколебимое убеждение, что Соединенные Штаты не только угрожают, но и на самом деле желают войны и стремятся ее развязать. Вот как получилось: имея лучшие средства общения в мире, мы так и не научились ими пользоваться, чтобы доносить свои идеи до людей.
Извечное дружелюбие советских людей, которое никогда не зависело от политических предубеждений, которые им насаждали, нас попросту поразило. Я неоднократно замечала, что, приехав в Соединенные Штаты, они приветствуют знакомых так, будто они их давно потерянные друзья, почти выпрашивая симпатию, даже если до этого виделись совсем недолго.
В свое время Национальный совет женщин через Госдепартамент организовал поездку двух русских женщин в Соединенные Штаты. Наша группа собрала деньги на финансирование поездки, надеясь, что, вернувшись, эти дамы смогут рассказать своему народу что-то новое, если своими глазами увидят отрывки американской жизни и американского характера.
Здесь эти женщины жили в частных домах. За ними не следило ни их правительство, ни, естественно, наше, пока они находились в США. До сих пор не могу поверить, что этот визит оказался напрасным. Чем чаще будут проводиться такие поездки, тем лучше будет для нас, ведь если мы и дальше не сможем убедительно излагать свою историю за рубежом, то при посещении Соединенных Штатов все доказательства будут дома, перед глазами, их не нужно будет пересказывать.
Все это лишь отступление от проблемы эмоциональных расстройств. Мы посетили Институт Павлова и понаблюдали за дрессировкой разных видов животных. Интереснее всех, конечно, были обезьяны, но нас предупредили, чтобы мы не подходили слишком близко к клеткам крупных приматов, особенно если они не в настроении. Еще мы видели, как дрессируют собак и ставят эксперименты. Нетрудно было понять, как из подобной дрессировки животных могла возникнуть теория научения детей. Кроме того, мы посетили учреждения, где дети, ставшие инвалидами по болезни или из-за физических недостатков, проводили летние месяцы и получали превосходный уход.
Затем мы отправились в больницу, где людям проводят диагностику. Любой, кто считает, что ему нужна помощь, может обратиться в клинику. Если он сможет справиться со своей проблемой, не обращаясь в больницу, это будет прекрасно. В противном случае его будут лечить в больнице. Здесь заботятся о тех, кому угрожают психические и эмоциональные расстройства, и обеспечивают последующий уход, когда люди возвращаются к нормальной жизни.
Интересно то, что в Советском Союзе, по-видимому, не было недостатка в рабочей силе в области ухода за больными. У нас считается удачей, если на одну медсестру приходится всего сорок пациентов. В Советском Союзе одна медсестра заботилась не более чем о четырех пациентах, и люди с действительно серьезными заболеваниями почти постоянно получали внимание. Это возможно потому, что в России мобилизованы все женщины.
Конечно, с появлением современных лекарств в психиатрических больницах произошли огромные изменения. Правда, мы видели одну палату, где пациентов все еще подвергали шоковой терапии, но этот метод лечения постепенно сходит на нет.
В Советском Союзе ощущается нехватка ряда новых лекарств. Не знаю, насколько это серьезно, но, конечно, это может повлиять на ход лечения. В той конкретной больнице, которую я посетила, было очень мало людей с тяжелыми расстройствами. Помню одну молодую девушку из числа поступивших пациентов, которая думала, что у нее в животе сидит обезьяна. Медсестра не отходила от нее ни на минуту.
Я вернулась из России поздней осенью 1958 года и после второго визита попыталась сравнить впечатления от каждой из поездок.
Ярче всего выделялись перемены. В прошлый раз на дорогах были одни грузовики. Теперь встречалось много маленьких автомобилей и большое количество больших автомобилей, все они были российского производства.
В прошлом году, когда наш самолет кружил над Москвой, прежде всего меня удивило количество строительных кранов. На этот раз я обнаружила, что появились новые жилые дома, а город расширился. Это были многоэтажки, в которых планировалось поселить два миллиона человек.
Год назад люди казались одинаково уныло одетыми. Одежда не имела большого значения для экономики, поэтому население обходилось тем, что было доступно. На этот раз люди были одеты гораздо лучше. Выражения лиц в конце рабочего дня стали более счастливыми, менее тревожными, чем тогда, когда люди были ближе к сталинскому режиму.
В целом, однако, второй визит усилил главные впечатления после первой поездки.
Сегодня русский народ хорошо дисциплинирован, прислушивается к руководству, он здоров и полон решимости занять место под солнцем для себя и своей страны. Размышляя о нем, мы должны помнить, как выглядит ситуация с их точки зрения.
Мы заявляем, что они несвободны. Но у них никогда не было свободы, поэтому они ничего не теряют. Сорок лет назад у них не было не только свободы, у них не было образования, у них не было здравоохранения, у них не было надежды улучшить свое положение.
Для них произошедшее, в целом, имело большое значение.
А дальше мы видим Китай – 600 миллионов человек, которые за восемь лет продвинулись на пути модернизации и идеологической обработки еще быстрее, чем это сделали Советы за первые восемь лет после революции. Тем не менее единственный способ справиться с этой растущей опасностью, этой растущей угрозой, который мы придумали, заключается в том, чтобы игнорировать их политическое существование, из-за чего они теряют лицо и сердятся, и отказываться от торговли с этими странами, чем мы заставляем их создавать и наращивать производство тех самых вещей, которые они могли бы купить у нас, таким образом, выступая стимулом их индустриализации. Безусловно, такие методы ничем не помогают нам в установлении мира и взаимопонимания на всей планете.
Сейчас нас можно считать одним из старейших правительств мира. Мы занимаем лидирующую позицию, определяем модель поведения. И все же мы поневоле ставим себя в положение, когда оставляем роль лидера русским, следуем их идеям, а не своим. Например, когда они установили ограничения на то, что могут увидеть гости страны,
