Он потер лицо ладонями, пытаясь понять.
Остановить… кого? Морга?
Нет. Нет! Морг умер. Он должен был умереть. Бессмертие — это мечта. Недостижимая и нереальная. Должно быть какое-то другое объяснение, просто он еще не нашел его.
И опять перед мысленным взором всплыло то странное, словно раздвоенное лицо Конройда. Он вспомнил необычный почерк — словно пером водила совсем другая рука. Вспомнил зияющий пролом в ограде Гнезда Салберта, сквозь который провалились повозки и кони, не сделав ни малейшей попытки уклониться с гибельного пути или хотя бы остановиться. И вместе с ними сгинули три могучих мага, также не попытавшиеся ничего предпринять для собственного спасения.
Окно в Стене… и бессмертный маг-воитель, поклоняющийся Злу и жаждущий мести.
Гар громко позвал:
— Дарран!
Старик тут же появился на пороге, задыхаясь и дрожа от волнения.
— Ваше высочество? Что случилось, господин?
Держась за край стола, чтобы не упасть от усталости и волнения, Гар приказал:
— Немедленно отправляйся в караульную комнату. Немедленно, пока город не проснулся. Разыщи там Пеллена Оррика и приведи его сюда.
Он стукнул кулаком по голове, пытаясь привести себя в чувство и придать ясность мыслям.
— Нет! Не сюда! Это слишком опасно. Отведи его в крипту. Я буду ждать вас там.
Дарран выглядел таким же уставшим, как и его хозяин, — волосы всклокочены, одежда помята. Услышав слова Гара, он взволнованно взмахнул руками.
— Господин, что-то случилось?
Очень медленно и осторожно, чтобы не вызвать приступ боли, охватившей все тело, Гар кивнул.
— Мне кажется, я понял, Дарран. Думаю, теперь я знаю, с чем мы столкнулись. Знаю, кто противостоит нам.
Дарран глубоко вздохнул.
— И я тоже хочу это знать?
Чувствуя, что силы окончательно покидают его, Гар покачал головой.
— Нет, нет, Дарран. Тебе это совсем не нужно.
* * *
Пеллен Оррик встрепенулся и выпрямился на своем стуле, недовольно фыркнув. Он разозлился на себя за то, что не выдержал и задремал. Затем он бросил взгляд на пленника, дабы убедиться, что тот по-прежнему на месте и дышит.
Конюший был здесь и все так же сидел, скрючившись, у дальней стены, кутаясь в одеяло и осторожно посматривая в сторону своего тюремщика.
Учитывая всеобщее возбуждение, которым сопровождался день казни, непредвиденные неполадки с магическими светильниками, а также общую нервную обстановку, пожалуй, не приходилось удивляться тому, что стражники, схватившие прошлой ночью Мэтта, оказались чересчур грубы с ним. К тому же они были очень рады, что удалось поймать опасного преступника. Его принесли сюда без сознания, и теперь в свете наступающего дня Оррик видел, что все лицо пленника покрыто глубокими ссадинами и синяками. Впрочем, для жизни они не опасны, хотя, конечно, причиняют массу неудобств. Однако впереди его ждут значительно большие неудобства.
Тихонько кряхтя, Оррик встал, потянулся, чувствуя, как с хрустом расправляются кости, а потом посмотрел сверху вниз на безмолвного пленника, неподвижно сидевшего перед ним на полу.
— Его величество велел передать, что сегодня днем сам придет сюда, чтобы лично тебя допросить, — сообщил он конюшему. — Если у тебя сохранилась хоть капля ума, ты расскажешь ему все, что знаешь, и расскажешь быстро. Вон, Эшер попытался сопротивляться, и ему пришлось заплатить за это слишком дорого.
Мэтт устало прикрыл глаза, темные от синяков.
— Я ничего не знаю.
— Ради твоей же пользы, надеюсь, что это не так. Ты, насколько мне известно, никому ничего плохого не сделал, поэтому, Мэтт, предупреждаю: наш новый король строго следит за исполнением своих приказов и применит магию, чтобы узнать у тебя всю правду, так же, как сделал это с Эшером.
— Магию? — Мэтт сел и растерянно заморгал. — Но ведь это запрещено! Ты — капитан городской стражи, как же ты позволил…
— Капитаны бессильны, если речь идет о повелении государя, — строго возразил Оррик. А про себя добавил, что такого права у него нет, даже несмотря на все сомнения и укоры сознания. Что это, трусость или чувство долга? Он не знал, как ответить на неудобный вопрос, поэтому сказал вслух другое:
— Расскажи королю все, что знаешь, Мэтт. Положи конец всем этим несчастьям.
— Говорю тебе, я ничего не знаю. — Пленник вновь закрыл глаза.
Ну, что ж, если конюший говорит правду, то ему нечего бояться магии и чего-либо еще. А если лжет, то король быстро выудит у него все тайны. В любом случае это не его, Оррика, дело. Он слишком устал и проголодался, и ему надо хоть пару часов побыть дома.
В караульном помещении не было никого, кроме несшего дежурство Бандера, сидевшего за столом у входа, да молодого Джессипа, который корпел над составлением рапортов. Все остальные — и те, кто был сегодня в наряде, и вызванные на службу в связи с чрезвычайными обстоятельствами — в настоящий момент патрулировали городские улицы, наводя порядок после ночных волнений. Им еще приходилось разгонять по домам зевак, оживленно обсуждавших последние события. Оррик отослал Джессипа следить за арестованным и приказал не сводить с того глаз, а сам остановился, чтобы перемолвиться с невозмутимым Оксом.
— Я ненадолго отлучусь домой, — сказал он. — Будьте повнимательней и немедленно пошли за мной, если возникнут какие-нибудь проблемы.
Затем он направился к служебному выходу, которым обычно пользовались только городские стражники. День обещал быть погожим — на горизонте светилась розовая полоска. Широко зевнув, Оррик направился к маленьким воротам, которые вели на аллею… и вдруг из тени, еще окружавшей караульное помещение, раздался голос, нет, скорее шепот:
— Капитан Оррик! Позвольте сказать вам только одно слово!
Он сразу узнал говорящего. Голос принадлежал секретарю принца, Даррану. Хороший старик, правда, несколько болтлив. Оррик направился к нему.
— Да? Что-то случилось? Прошу вас, выйдите на свет, чтобы я мог вас видеть.
Старик не шевельнулся, но спросил:
— Капитан Оррик, вы любите это королевство?
Это еще что за вопрос? Оррик нахмурился, чувствуя, как в груди нарастает раздражение, смешанное с усталостью.
— Послушайте, — сердито произнес он, — сегодня была очень тяжелая и долгая ночь, так что я не в том настроении, чтобы играть в загадки. Сообщите ваше дело или ступайте своей дорогой. Находиться на территории караульного помещения строжайше запрещено.
Старик выступил из тени, но так, чтобы было видно лишь его лицо. Затем опасливо посмотрел по сторонам, проверяя, нет ли прохожих, и торопливо прошептал:
