в России и по возрасту принадлежал к старшему поколению, но его в основном следует причислить к писателям зарубежным. Он, бесспорно, один из крупнейших русских писателей эмигрантской формации. Перу Алданова принадлежит около 20 томов. В России он успел выпустить только одну книгу о Толстом и Ромене Роллане и философскую брошюру «Армагедон». В эмиграции уже в 35-летнем возрасте он обнаружил исключительное дарование исторического романиста. Вслед за «Св. Елена, маленький остров» появились его романы «Девятое Термидора», «Чертов мост», «Заговор», «Ключ», «Бегство», «Десятая Симфония», «Пещера», «Начало Конца», «Пуншевая водка», «Могила воина», «Истоки», «Живи как хочешь», «Повесть о смерти», «Бред» и «Самоубийство». Романы Алданова охватывают громадную эпоху, — от французской революции 1789 года до наших дней. Каждый роман в отдельности представляет собой самостоятельное, законченное произведение, все они пронизаны общими идеями, связывая далекое прошлое с настоящим.
Характерно, что Алданов выше всех писателей в мире ставивший Толстого и учившийся у него искусству исторического романа, очень осторожно обходит в своих произведениях эпоху «Войны и Мира», — хотя наполеоновского периода ему приходилось касаться в своих книгах. Романы Алданова замечательны не только своим историко-философским содержанием и занимательностью, но и необыкновенной точностью в изложении событий. Алданов был наиболее «европейским» из русских писателей в эмиграции и наиболее в их среде образованным. Достаточно сказать, что он окончил физико-математический и юридический факультеты в Киевском университете, Школу социальных наук в Париже и, одновременно с романами, писал и научные труды по химии, высоко расценивавшиеся специалистами. Почти все романы Алданова переведены на иностранные языки (некоторые — на 24 языка).
Алданов обладал обширнейшими знаниями, приобретенными в процессе 35-летнего непрерывного и кропотливого труда в исторических архивах и библиотеках. По приемам своей работы он был очень близок к французскому историку и писателю Ленотру, автору «Старых домов, старых бумаг». Писательский диапазон Алданова был огромный: он сочетал в себе качества историка, философа, психолога и художника. Романы его являются, по существу, громадной галереей исторических портретов: в них проходят Робеспьер и Наполеон, Сперанский и Суворов, Микеланджело и Бетховен, Достоевский и Желябов, Витте и Ленин...
Эта способность к историческому портрету особенно сказалась в книгах, которые многими считаются исключительно ценными в творчестве Алданова: он оставил несколько томов замечательных очерков «Земли-люди», «Портреты», «Современники». В этих книгах Алданов проявляет также свое высокое мастерство эссеиста, — он написал удивительные психологические и исторические этюды таких разных по типу людей, как Пилсудский, Кайо, генерал Пишегрю, Ганди, Де Валера, Черчилль, Клемансо, Сталин, Гитлер. О трилогии Алданова из современной нам эпохи — «Ключ», «Бегство», «Пещера» — мнения критиков различны. В «Начале конца» показана Европа накануне второй мировой войны; в «Живи как хочешь» Алданов дал картину послевоенную, и эти романы внутренне между собой связаны, окрашенные усиливавшимся с годами в творчестве Алданова, — чувством обреченности и пессимизма. В романах позднейшего времени события исторические являются только фоном, своего рода декорацией, перед которой движутся живые и знакомые нам люди. Как правило, женские типы удавались писателю меньше мужчин, — его Муся Кременецкая, Надя «Начала Конца» и также Надя в «Живи как хочешь» — холодноваты и неубедительны. Умные, философствующие старики в романах Алданова куда интереснее его «фатальных» женщин; изображение человеческих страстей мало поддается рационалистической натуре писателя.
Может быть, поэтому настоящего Алданова надо искать в его философской книге «Ульмская ночь», которую он считал самой своей значительной и удавшейся, — в моменты откровенности со свойственным ему пессимизмом Алданов говорил друзьям, что, вероятно, от него останется только одна эта книга. Посвященная «философии случая» «Ульмская ночь» является как бы послесловием к историческим романам Алданова: случай объясняет все, что происходит в мире — он нарушает все расчеты, планы и законы. Алданов все прочел и все знал, все запомнил, а то, что запомнить не было возможности, тщательно заносил своим бисерным почерком в одну из записных книжек. После смерти писателя по его завещанию все эти записи, результат гигантского труда, были уничтожены, — Алданов не хотел, чтобы чужие люди рылись в его «писательской лаборатории».
Он был не только интересным, но и самым любимым эмигрантским писателем. Выход каждой новой его книги был большим литературным событием. Когда М. А. Алданова начнут издавать и читать в России, — его «открытие» будет подлинным праздником для русского читателя и по ту сторону занавеса.
* * *
Число русско-еврейских прозаиков в эмиграции не велико. К той же возрастной группе, что Алданов, принадлежал и М. О. Цетлин (Амари) — незаурядный писатель и поэт. Его перу принадлежат книги «Декабристы», «Пятеро и другие», посвященный «могучей кучке» и современникам Мусоргского и Чайковского, сборник стихов «Кровь на снегу». Редко какое-либо литературное начинание в Париже в двадцатых годах начиналось без непосредственного участия М. О. Цетлина и его жены, общественной деятельницы М. С. Цетлиной. Парижский их дом на Рю де Пасси был литературным и артистическим салоном, где у этих меценатов, можно было встретить Фундаминского-Бунакова и Бориса Савинкова, Бунина и Куприна, Алданова, Зайцева, Бальмонта, молодых поэтов, художников и композиторов.
Андрей Левинсон, сотрудничавший одновременно и в русской, и во французской печати, выпустил несколько ценных книг о балете и среди французов считался в области искусства авторитетом. Специалистом в области театра и балета был Анатолий Шайкевич, а в области музыки Б. Ф. Шлецер. В С. Л. Полякове-Литовцеве одаренный журналист уживался с беллетристом. Он написал роман на еврейский исторический сюжет «Саббатай Цеви» (Мессия без народа) и совместно с П. П. Потемкиным пьесу «Дон Жуан, супруг смерти». В литературных кругах не было секретом его тесное сотрудничество с Ф. И. Шаляпиным по книге «Маска и душа».
Над численно небольшой группой эмигрантских философов возвышается Лев Шестов (Шварцман), автор многочисленных литературных и философских исследований о Достоевском, Ницше и Толстом, — последнего он лично знал. Шестовым изданы заграницей книги «Власть ключей», «На весах Иова» («Странствование по душам»), «Афины и Иерусалим», труд на французском языке о Кьеркегоре. Шестов был хорошо известен на Западе. Во Франции, в частности, он оказал большое влияние на многих современных философов, на направление, приобретшее популярность под именем экзистенциализма.
Список русско-еврейских беллетристов «молодого» поколения совсем уж не велик. Чисто эмигрантским писателем был Юрий Фельзен (Н. Б. Фрейденштейн) погибший от руки наци во время оккупации, при попытке перехода франко-швейцарской границы. Перу его принадлежали романы «Обман», «Счастье» и «Письма о Лермонтове», — книги, написанные под влиянием Пруста и, в значительной степени, имевшие характер литературного эксперимента.
Сложным в литературном отношении явилось и творчество В. Яновского, автора нескольких романов, печатавшихся в «толстых»
