и подлинной ненависти!
Баллада о ненависти (В. Высоцкий)
По лицу Лей, встречавшей меня после приезда из церкви, я сразу поняла: пока нас не было, что-то произошло. Когда она потянулась к застежкам моего выходного платья, чтобы помочь мне переодеться в домашнее, ее пальцы мелко дрожали. Я взяла обе ее руки в ладони и усадила рядом с собой на диван.
— Выкладывай, что стряслось?
— Госпожа, я виновата. Не следовало мне выходить вместе с Аро к морю.
— Почему? Я ведь позволила.
Лей закусила губу; она явно избегала смотреть мне в глаза.
— Да что с тобой? Кто-то посмел вас обидеть?
— Мы уже собирались домой, поднялись по тропе с берега наверх, к аллее. И надо же было такому случиться, что как раз в это время по набережной ехала карета богатого господина. Он заметил нас и велел кучеру остановиться. Начал что-то кричать, сказал, что кликнет караульных, чтобы заключить нас под стражу как беглых рабов…
— Беглых?! Но почему? Я ведь разрешила, а Аро и вовсе не раб!
— К несчастью, тот господин оказался бывшим хозяином Аро. На мне был ошейник, как и положено, а на мальчике — нет. Тот дон начал гневаться и кричать, что он самовольно снял ошейник и незаконно вырядился в одежду свободных. Нас схватили его телохранители, господин вышел из кареты, дернул на Аро рубашку, чтобы показать караульным клеймо. Меня никто не желал слушать, госпожа.
Кровь отхлынула у меня от лица, и я сильнее сжала кисти Лей.
— Вильхельмо. Как он посмел? Какое он вообще имеет право трогать моих людей? И что же дальше? Где Аро?
— Сейчас у себя.
— Вас не схватили?
— Нет. Они нашли лишь старое кеймо, с буквой V, и это повергло дона в недоумение. Только тогда они выслушали Аро, он показал им вольную — к счастью, с бумагой он не расстается. Караульные признали подлинность документа и отпустили нас. Но тот благородный господин был очень недоволен.
— Ну и пусть, — злорадно сказала я. — Этому дону давно не мешало бы сбить чуточку самодовольства. Аро сильно переволновался? Ты сумела его успокоить?
— Его трясло, — руки Лей под моими ладонями сжались в кулаки. — Он сделался будто безумный. Все твердил, что ему непременно надо избавиться от клейма. Попросил меня прижечь его чем-нибудь, но где бы я взяла огня и железа? Он сунулся было на кухню, донимать Нейлин, но она вытолкала его оттуда взашей. Я буквально силком отвела мальчишку к Вепрю, тот велел ему выкинуть дурь из головы. Аро как будто бы согласился, весь сник и ушел в свою комнату. Я думала, что все обошлось, да куда там…
Лей запнулась, опустив взгляд, и я нетерпеливо тряхнула ее за запястья.
— И что? Продолжай!
— Он ускользнул из комнаты и нашел Хорхе.
— Ох, — у меня похолодели ноги.
— Вот именно — ох. А тот и рад стараться!
Ничего больше не говоря, я поднялась с места и стремглав побежала в комнату Аро. Постучавшись, толкнула дверь и замерла на пороге.
Мальчик лежал на узкой кровати ничком, спрятав лицо в подушку. Тонкие пальцы судорожно сминали простыню. Просторная рубашка с широкими рукавами была спущена с плеч и открывала взгляду бесформенный свежий ожог, ярко пылавший на безупречной светло-оливковой коже спины.
— Я смазала мазью, но отвар от боли он отказался пить, — шепнула за спиной подоспевшая Лей.
— Аро, — не обратив на нее внимания, произнесла я. — Зачем ты это сделал?
Он вздрогнул, услышав мой голос, и с видимым усилием встал с кровати, поправил сползающую с плеч рубашку. Почему-то только теперь я отметила, что он, даже понурившись, ростом слегка превосходит меня.
— Посмотри на меня, Аро.
Мальчик поднял голову. Красивое узкое лицо налилось бледностью, на фоне которой еще ярче выделялись горящие затаенным гневом глаза.
— Скажи мне, зачем?
— Разве не ясно? — произнес он с вызовом, которого прежде я не замечала за вечно испуганным, прячущимся тенью по углам пареньком. — Не хочу, чтобы клеймо напоминало мне о… прежней жизни.
Повинуясь внезапному острому чувству, я подошла к нему ближе и порывисто обняла.
— Аро, — шепнула я ему на ухо, запустив пальцы в густые черные волосы. — Тебя больше ничто не связывает с тем человеком. Ты теперь не раб и никогда им снова не станешь, клянусь тебе. Ты свободен и можешь гулять по улицам где вздумается, с высоко поднятой головой. Но если тебе не захочется, выходить из поместья вовсе не обязательно…
— Захочется, — Аро неловко высвободился из моих объятий, и я на мгновение устыдилась собственных избыточных чувств. Он упрямо тряхнул головой, рассыпав по плечам черные вьющиеся локоны, и приподнял голову. — Хаб-Ариф говорил, что мог бы научить меня плавать. Если вы… ну… иногда будете отпускать его с нами на прогулку.
— Буду только рада этому, — поспешно заверила я, покосившись на Лей. Она тут же отвела взгляд, в котором я успела заметить вспыхнувшую радость. — Хаб-Арифу я доверяю. И Сай с собой берите, ей тоже не помешает развеяться.
— Благодарю, госпожа, — Лей по старой дурацкой привычке опустилась передо мной на колени и склонилась до самого пола.
— Поднимись, — поморщилась я. — Ну сколько раз тебе повторять… А ты, — я вновь посмотрела на Аро, — не веди себя как упрямый ребенок и выпей отвар, он уменьшит боль. Решил выжечь клеймо — твое право, но зря геройствовать ни к чему.
— Я не геройствую, — упрямо поджал губы Аро, хотя кончики его пальцев по-прежнему дрожали.
— Вот и славно. Выпей снадобье, отдохни, а к вечеру, если почувствуешь себя лучше, зайди в мои покои: мне понадобится твоя помощь.
«Эй, слушай мой рассказ,
Верь голосам в себе,
Сон не схоронил, а крест не спас
Тех, кто прожил в стороне».
Ну, а тех, кто встал глазами к огню,
Кто рискнул остаться собой,
Кто пошел войной на войну,
По Земле веду за собой.
Ветер водит хоровод (К. Кинчев, «Алиса»)
Лей выглядит рассеянной, когда приносит обед. Уронила ложку, расплескала суп, едва не опрокинула кувшин с питьем.
— Грациозна, как хромой тюлень, — не могу удержаться от беззлобной поддевки.
— На себя посмотри, безрукий увалень, — шипит она уязвленно. — Возишься тут с ними, а они еще и дерзят.
— Да будет тебе, — говорю примирительно. — Как Аро?
— Успокоился, спит.
— Госпожа уже знает?
— Знает.
— Не сердилась?
— Вовсе нет. Жалела его.
— Парень-то молодец. Не ожидал, что он добровольно на такое решится.
— Вот ему и расскажешь, а мне некогда твою болтовню выслушивать, — поджимает губы Лей.
— Куда это ты так торопишься?
— Вас-то много, пока всем еду разнесешь, с ног собьешься, — ворчит она, но уходить почему-то
