деятельности. Я начала выступать с речами и лекциями по всему миру, в особенности в США. Это давало мне возможность обращаться к общественности, к людям, влияющим на общественное мнение, формирующим его. Говорила я о судьбе демократии в Пакистане, пользовалась средствами массовой информации, встречалась с конгрессменами США и парламентариями Британии и Европы, с членами пакистанской диаспоры. Я и сейчас продолжаю разъезжать с лекциями по всему свету.
Я верю, что моя работа в Национальной ассамблее, мои книги и статьи, мои заграничные лекционные поездки привлекли внимание к состоянию демократии в Пакистане. Именно благодаря этому вниманию Наваз Шариф, несмотря на подавляющее большинство в парламенте, оказался в изоляции и сцепился с военными, выпустившими его на большую политическую арену. Одновременно мир захлестнула волна терроризма.
По моему мнению, начало века терроризма совпадает с пакистанскими выборами 1990 года и с формированием правительства Наваза. Акты терроризма, хотя на них и не обращали должного внимания до второго нападения на Центр мировой торговли в Нью-Йорке в 2001 году, стали катализатором конфликта между исламом и Западом, названного Сэмюэлем Хантингтоном из Гарварда «конфликтом цивилизаций».
В самом начале своего премьерства Наваз назначил одного из «отцов» коалиции ИДжИ, бригадного генерала военной разведки Имтиаза, главой гражданской службы разведки. Несмотря на то что Наваз держал мертвой хваткой как Национальную, так и все четыре провинциальные ассамблеи, он не упускал случая усилить свою власть и стремился задавить оппозицию еще до того, как она возникала. Имтиазу особо поручили два «объекта»: президента и меня.
Конфронтация с президентом вспыхнула у Наваза чуть ли не с момента занятия им премьерского офиса и разгорелась по поводу назначения преемника неожиданно скончавшегося от сердечного приступа начальника Генштаба вооруженных сил генерала Асифа Наваза. Премьер-министр Наваз Шариф и президент Гулям Исхак Хан обменялись «любезностями» по национальному телевидению, после чего президент отправил правительство Наваза в отставку с традиционными ярлыками «некомпетентности» и «коррупции».
Во время начавшейся со смещением Наваза предвыборной кампании вновь возобновилась моя «война» с армией и разведслужбами. В 1993-м их планы стали откровеннее. Осенью 1993 года решено было меня убить, определили и убийцу, пакистанца, связанного с разведслужбой со времен афганской войны. Звали его Рамзи Юсеф.
Как мы теперь знаем, Рамзи Юсеф принимал участие в первой попытке уничтожения нью-йоркского Центра мировой торговли 23 февраля того же года. Аль-Каида планировала взорвать одну из башен так, чтобы она упала на вторую, убив десятки тысяч американцев. Сбежав из США, Рамзи Юсеф вернулся в Пакистан и через семь месяцев получил задание убить меня. Он совершил две попытки покушения на мою жизнь во время предвыборной кампании 1993 года.
В сентябре он вместе с двумя соучастниками решил оставить автомобиль, начиненный взрывчаткой и оборудованный дистанционным взрывателем, на улице перед моим домом. Взрыв должен был прогреметь в момент появления моего автомобиля из ворот дома. Во время подготовки операции на террориста обратил внимание полицейский патруль; его спросили, чем он занимается. Он ответил, что обронил на улице ключи от своего автомобиля. Полиции этот тип не приглянулся, ему приказали немедленно убираться. Очевидно, пытаясь разрядить свою бомбу, Юсеф получил ранение и обратился в больницу. Записи в больнице показали, что он каким-то необъясненным образом потерял в тот вечер палец.
Рамзи Юсеф, однако, не отказался от намерения убить меня. Непосредственно руководил им и его группой его дядя Халид Шейх Мохаммад (в настоящее время в заключении в США). Как стало известно позже, Халид Шейх действовал как «исполнительный директор» «Аль-Каиды». Подозревают, что он лично обезглавил Дэниела Перла, руководителя бюро «Уолл-стрит джорнэл». В этот раз план их оказался еще более запутанным, направленным на то, чтобы столкнуть между собой членов ПНП. «Аль-Каида» и бонзы пакистанской разведки решили представить мое убийство делом рук моего брата. Ожидалось мое присутствие на грандиозном митинге в Ништар-парке в Карачи. Халид Шейх приказал доставить несколько образцов сложного специального вооружения из арсенала «Аль-Каиды» в Пешаваре. Оружие должно было прибыть в день покушения. Поезд, однако, застрял в Хайдарабаде и прибыл лишь после окончания митинга.
По иронии судьбы, когда Рамзи Юсефа в феврале 1995 года арестовала пакистанская полиция, он, не сомневаясь, что задержан за попытки покушения на мою жизнь, сам завел речь о своем неудавшемся «подвиге»: «Она была у нас в руках, да оружие, видишь ли, запоздало». По моему запросу его выдали Соединенным Штатам.
На всеобщих выборах 1993 года ПНП заняла центр и сформировала коалиционное правительство в Пенджабской провинциальной ассамблее, которую Наваз Шариф использовал для подрывной деятельности против моего первого правительства. Прошло три года после переворота, свергнувшего мое правительство, и ПНП восстановила свои позиции правящей партии. Я снова стала премьер-министром.
Получив второй в своей жизни шанс, я с головой погрузилась в работу, полная решимости использовать каждый день и каждый час для улучшения участи простых людей Пакистана, для стабилизации внушающей все большие опасения международной обстановки.
Трудностей хватало. Пакистан того и гляди могли объявить террористическим государством; армия орудовала в Карачи, государство балансировало на грани банкротства. Страна трепыхалась в бездне охватившего ее со всех сторон кризиса.
Снова я прилагала все усилия к тому, чтобы ввести Пакистан в современный мир. В первые же месяцы правительство инициировало амбициозную «программу социального действия», преследовавшую цели ускоренного развития образования, жилищного строительства, здравоохранения, социальной гигиены, инфраструктуры и улучшения положения женщин. Ключевым элементом этой программы было партнерство государственного и частного секторов с беспрецедентно высокой долей участия центрального правительства, грантами международных фондов развития при поддержке расширяющегося частного сектора Пакистана.
В первый же год работы моего правительства мы получили рекордную сумму иностранных инвестиций в 20 миллиардов долларов — больше, чем за предыдущие сорок лет. Восемьдесят процентов вложений приходилось на энергетику. Процентные ставки по вложениям в энергетику мы установили на самом низком во всей Азии уровне. Мы ставили целью покончить с перебоями в электроснабжении и подстегнуть экономику.
Мы модернизировали правила биржевых операций и компьютеризировали государственный банк. Программа приватизации позволила проводить выплаты по займам и снизить бремя процентных выплат. Наше правительство, первое за всю историю Пакистана, выплачивало кредиторам не только проценты, но и сами долги. Приватизация промышленности и энергетики позволила нашим экономическим структурам подняться до конкурентоспособного уровня. Нами принимались решительные меры для сокращения внутреннего долга. Расходы, не направленные на развитие, мы сократили на три миллиона рупий — треть тогдашних налоговых поступлений. Все эти меры окупились. Пакистан вступил в полосу расцвета.
Президент Экспортно-импортного банка США при встрече со мной хвалил наши макроэкономические реформы и сказал, что без опасений подписывает ручательства
