оказавшийся, однако, неуслышанным[586]. Получается, Миясита сначала заявил, что слышал имя Китабаяси от Ито, а потом – что это необходимо было сделать, чтобы замаскировать список. Показания же Ито на следствии по делу Зорге не были прочно связаны ни с Китабаяси, ни тем более с Мияги. Наконец, историк Ватабэ Томия, в 1993 году опубликовавший книгу «Клеймо лжи. Крах шпионской версии Ито Рицу», сумел подтвердить наличие в токко списка, состоявшего из трех частей и включавшего около пятисот фамилий, о котором говорили Ито и Миясита, и установить, что негласное наблюдение за семьей Китабаяси велось с весны 1941 года, то есть за несколько недель, если не месяцев, до «признания» Ито Рицу.
Очень похоже, что Ито действительно «подставили», свалив на него вину за гибель сети советских разведчиков и прикрыв таким образом реальный источник информации. В 1997 году японские исследователи опубликовали бумаги бывшего адвоката Фусэ Тацудзи, занимавшегося делами японской компартии в военный период. Среди них оказались четыре доклада токко, относящиеся к 1942 году, из которых следовало, что дело Ито велось таким образом, чтобы «защитить внутренний источник информации», а также «совершенно не соответствует действительности мнение о том, что аресты по делу Зорге осуществлялись только со слов Ито Рицу». В докладах Фусэ упоминался и полицейский инспектор Миясита, принимавший в этой операции самое активное участие и заявлявший, что «в деле Зорге был задействован агент спецслужб»[587]. А многочисленные наградные листы сотрудников токко, обильно цитируемые сегодня в печати, которыми японцы пытались подтвердить версию Ито – Китабаяси, грешат таким количеством ошибок и нестыковок, что невольно наводят на мысли об их специальном редактировании для участия в операции прикрытия японской полиции и контрразведки. Таким образом, исследования современных японских историков вполне убедительно опровергают версию «случайного разоблачения» группы Зорге и точно определяют причину: предательство. Вот только имя настоящего «иуды» до сих пор неизвестно.
Не верили в классическую японо-американскую версию с Ито Рицу и Китабаяси Томо в качестве источника для начала расследования и в Советском Союзе. Уже хорошо знакомый нам Михаил Иванович Сироткин, переживший репрессии и с совершенно новым, отличным от предвоенных лет, настроем занимавшийся делом Зорге в 1964 году, весьма скептически высказывался по отношению к ней: «Что касается самих показаний Ито Рицу, то это является самой слабой частью всей этой версии, плохо продуманной деталью, вскрывающей нехитрую уловку японской контрразведки». Сироткин вполне логично замечал, что для спецслужб естественно создавать ложную картину расследования, скрывая истинные источники информации и методы борьбы с противником, и японская контрразведка справлялась с этой задачей ничуть не хуже, а может быть, и лучше, чем другие. Кроме того, дело Зорге и его группы – «наймитов мирового коммунизма», агентов Коминтерна, раскрытых благодаря предательству их же товарища, должно было стать частью «широкой антикоминтерновской кампании и компрометации японской компартии» [588]. Последняя задача не была выполнена – процесс Зорге не обрушил японскую компартию, хотя дальнейшие события, связанные с именем Ито Рицу, и имели крайне неприятные для нее последствия, да и сегодня далеко не все японцы с любовью произносят имя Зорге[589]. Но, так или иначе, Ито явно никак не был связан с советской нелегальной резидентурой и не мог ничего знать о контактах Китабаяси с Мияги, а того с Зорге. Между тем опубликованные японские официальные документы даже своей хронологией настойчиво подтверждают «раскрутку» дела со стороны Ито.
В соответствии с ними 28 июня 1941 года, на следующий день после «признания» Ито, полицейский пристав Танака Нобору получил приказ о разработке Китабаяси Томо, а 26 сентября – об аресте ее вместе с мужем. Какие компрометирующие документы смогли собрать японские полицейские на женщину, живущую к тому времени в глубочайшей японской провинции и не имевшую там никаких интересных для токко контактов? Пожилая портниха, судя по всему, и сама не очень понимала, что происходит. В тех самых «наградных списках», которым, очевидно, можно доверять только частично, есть любопытная запись о том, что пристав услышал от Китабаяси Камиро (ее мужа) что-то, заставившее его более тщательно допросить женщину. 9 октября, 11 дней спустя после непрерывных допросов «с огромными усилиями», женщину заставили сознаться в том, что она была членом американской компартии (надо ли было следить для этого за ней три месяца?), вместе с ней в Японию вернулся ее однопартиец Мияги Ётоку, и, наконец, от нее услышали: «Я не являюсь шпионом, Мияги является шпионом»[590].
Мияги Ётоку взяли на следующий день, и очень похоже, что следователь Танака просто вытащил из Китабаяси нужное ему имя – уже известное полиции, но по какой-то причине временно «охраняемое» токко. Однако Мияги приготовил агентам полиции неприятный сюрприз. Больной туберкулезом художник оказался наделен сильной волей и на первом же допросе 11 октября попытался покончить с собой. Улучив момент, он выбросился из окна комнаты для допросов, но упал на дерево, росшее у стены здания, и лишь сломал ногу.
Полицейский Сакаи прыгнул за ним и тоже получил травму, но Мияги после неудачной попытки умереть держался еще девять или десять дней и лишь потом, видимо, сломался внутренне и начал давать показания. И вот что странно: в представлении о награждении «разговорившего» художника инспектора Такахаси содержится фраза: «Мияги признался, что чувствовал наличие наружного наблюдения». Но ведь его арестовали на следующий же день после указания на него как на шпиона со стороны Китабаяси. Когда же он успел «почувствовать»? И еще: обессиленный Мияги «подтвердил преступления Одзаки и Зорге и в течение короткого срока раскрыл всю картину данного дела, что в высшей степени способствовало проведению дальнейших поисков и арестов». Но если «подтвердил», значит, полиция и так уже «вела» Зорге и Одзаки?
Если верить японским документам, помимо руководителей разведывательной сети, Мияги назвал еще несколько человек, в той или иной степени работавших непосредственно на него: жившего в Китае Ямана Масадзанэ, аристократа Сайондзи Кинкадзу, журналиста Кикути Хатиро, жившего на Хоккайдо коммуниста Тагути, военнослужащего Осиро Ёсинобу, врача Ясуда, лечившего Зорге. Все они со временем были арестованы. Загадочным образом ушел американец Ньюмен (был ли он действительно американцем?), и до сих пор неясно, как и когда его имя появилось в списке подозреваемых. Но, конечно, главное внимание токко было приковано к другим участникам группы: Зорге, Одзаки, Клаузену и Вукеличу.
Одзаки арестовали утром 14 октября. Эта сцена не раз уже воспроизведена в книгах и фильмах: в отличие от престарелых Китабаяси и одинокого Мияги, он был женат, имел дочь, и случившееся глубоко потрясло их. В тот день он должен был встретиться с Зорге в ресторане «Азия» на втором этаже токийского представительства ЮМЖД в районе Тораномон. В этом ресторане Одзаки не раз присутствовал на «встречах за завтраком» –
