притупить внимание графа и выиграть время.
— Мне самому непонятно, но, скорее всего, Илья Сергеевич следил за Татьяной, особенно после случая с Янисом…
— А! — воскликнул Апостолос, — так вот в чем дело! Она пришла к другу-артисту по амурным делам. А Маркелов, терзаемый ревностью, открыл стрельбу!
Павел почувствовал, что адмирал подбрасывает ему наиболее удобную версию, и, чтобы не спугнуть противника, в знак согласия кивнул головой:
— Говоря по-русски — «закусил удила». Две кровавые драмы подряд, продиктованные чувством ревности, делают Маркелова похожим на шекспировских героев.
— Вы, русские, чуть что не по-вашему, сразу готовы вцепиться в горло, — заметил Апостолос. — Это, наверное, от того, что все много пьют, перестают управлять своими эмоциями. Посмотри на меня. Всегда спокоен, не суетлив, врагов уважаю и никогда ни на кого не поднимаю руку. А потому что мы, греки, мудрее вас на несколько тысячелетий…
Раздался звонок телефона. Апостолос снял трубку. Молча выслушал и ответил согласием. Поскольку разговор шел по-гречески, Павел не прислушивался. Он решил выяснить у Кабанюка, каким утренним ветром его сюда задуло. Но глава администрации уже пускал толстыми губами пузыри. Лицо его приобрело бурый оттенок. Даже загар не мог скрыть прилив крови к голове.
— Пора отдыхать, Кабанюк. Сам знаешь — неправильный похмел ведет к запою, — вспомнил Павел известный ему еще с прокопьевского детства афоризм. Глава администрации посмотрел на него налитыми кровью глазами и спросил:
— Ты мне друг?
— Друг, друг…
— Тогда не верь этим грекам… что-то они затевают, — и погрозил в сторону Апостолоса пальцем.
Адмирал положил трубку. Он уже не старался скрывать охватившее его нервное возбуждение.
— Граф, я тебя прошу, давай поднимемся в мою каюту. Там для тебя приготовлен сюрприз. Понимаю, что у тебя болит нога, но потихоньку доковыляешь. А уж назад побежишь вприпрыжку!
Павел насторожился. Ничего хорошего от адмирала ожидать не приходилось.
— Мне надо Кабанюка дотащить до каюты, — решил он уклониться от приглашения.
Апостолос встал и зашагал по кают-компании.
— Его без тебя доведут. Разве я могу допустить, чтобы ты сам, хромая, тащил эту тушу. Мы ненадолго, покажу — и вернемся назад. Грех тебя не позабавить. Мы, греки, тоже умеем удивлять не хуже русских.
Павел с трудом встал и, не на шутку хромая, отправился за Апостолосом. Кабанюк хотел что-то сказать им вслед, но лишь издал губами нечленораздельный звук.
В просторной каюте Апостолоса в углу сидел в своем кресле-каталке улыбающийся Лефтерис. Он почти по грудь был накрыт клетчатым шотландским пледом. На небольшом столике лежало несколько колод карт, чистая бумага, ручки и пистолет.
Апостолос заметно нервничал. Он подошел к Лефтерису, наклонился к нему и о чем-то спросил. Затем резко выпрямился и обратился к Павлу:
— Граф, сюрприз ждет тебя в моей спальне, прошу посмотреть!
— Мне как-то неловко, — заволновался Павел.
— Иди, — почти приказал Апостолос. — Не обижайте старика.
Делать было нечего, тем более в воздухе витало чрезвычайное напряжение. Павел дошел до двери спальни и открыл ее. То, что он увидел, подействовало, словно ушат ледяной воды. В постели лежала Антигони. Она смотрела на него умоляющим взглядом и молчала.
Павел отшатнулся. Апостолос уже успел переместиться к столу. Как ни в чем не бывало он сидел и тасовал карты.
— Ну, граф, сумел поразить?
— Признаться, да, — выдавил из себя Павел. Он судорожно соображал, что можно предпринять в данной ситуации, и ни на секунду не забывал о лежавшем на столе пистолете. Разговор предстоял серьезный и, возможно, короткий. Все решало хладнокровие, с которым он обязан перенести провал их операции.
Павел прикрыл дверь, медленно обошел Апостолоса и сел за стол напротив него.
— Отлично, как раз это я и хотел тебе предложить, — Апостолос разорвал колоду и бросил ее на стол.
Павел молчал. Понимал, что обязан спасти Антигони. Но как? У него даже не возникло подозрения, что она сама, по собственной воле, вернулась к бывшему любовнику.
— Итак, граф. Это наша последняя игра, и вам придется принять мои условия.
— Если они не противоречат моим убеждениям, — предупредил Павел.
— После того что ты совершил, плевал я на твои убеждения, — рявкнул Апостолос и тут же взял себя в руки. — Предложение такое. Если выигрываешь, получаешь катер и отправляешься на все четыре стороны. А ежели проигрываешь, придется обойтись без катера. Прыгаешь с борта корабля, а дальше уж как Бог рассудит. Идет?
Павел спокойно посмотрел на Апостолоса. Закурил и выдвинул свои условия.
— Мы должны играть на равных. За вами сила ваших боевиков, за мной знание того, что находится в трюме. Поэтому мой выигрыш — и вы полностью сдаете мне власть на корабле. Разоружаете охрану, удаляетесь под домашний арест, вплоть до появления на корабле сотрудников Интерпола. А уж коль выиграете, то согласен прыгнуть с борта вниз головой.
Сказав это, Павел облокотился подбородком на набалдашник палки и без всякой злости и ненависти посмотрел на адмирала. Тот не знал, на что решиться. Но не мог себе позволить не принять вызов, показать тем самым свою слабость и нерешительность. Поэтому, не обращая внимания на красноречивые взгляды, бросаемые Лефтерисом, хлопнул ладонью по столу.
— Договорились. Никто не вправе изменить нашу договоренность.
Сдавать первому выпало Апостолосу. Оба согласились играть без болванов и открытых карт. Апостолос быстро разметал на четыре кучки по тринадцать карт. Каждый углубился в изучение расклада, решая, играть ли на своих или покупать другие. Павел сразу обменял свои карты на лежавшие справа.
— Что у тебя было с Антигони? — как бы между прочим поинтересовался Апостолос.
— Спроси у нее…
— Ты знал, что она моя последняя и единственная любовь? — продолжил он, скидывая туза.
— Тогда почему она не с тобой, а со мной?
— Потому что ты мерзавец…
— Нет, потому что ты — преступник. Международный бандит, такой же, как Воркута, Маркелов, Лавр, Янис. Никто из вас не достоин настоящей любви.
Они продолжали играть и на некоторое время замолчали, так как было не до выяснения отношений. Павел впервые за многие годы не чувствовал игру. Карта ему просто не шла. Казалось, кто-то преднамеренно выбивает из его раскладов одинаковые масти и, несмотря ни на какие сносы, приводит к возникновению ренонсов. Отдав последние три взятки, он с тоской смотрел, как Апостолос записывает ему штраф.
— Антигони любит меня и только меня. Я создам ей роскошную жизнь и, возможно, назову своей женой. А тебе ничего не светит, ты ее соблазнил, опорочил меня, представил каким-то контрабандистом. Это все ложь! Ни о каких радиоактивных отходах я и понятия не имею. Допустим, они там в трюме действительно имеются. Но это — результат
