Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
Мне доводилось читать кое-что о Времени с прописной буквы. Не могу сказать, что разобрался в прочитанном до конца, но помню, что Эйнштейн или кто-то еще сравнивал время с извилистой рекой и добавлял, что мы как бы плывем в лодке без весел меж высоких берегов. Все, что мы видим вокруг себя, – это настоящее. Мы не можем разглядеть ни будущего – оно за следующим поворотом, – ни прошлого, от которого нас отделяют многие изгибы русла. Но оно, прошлое, по-прежнему существует. Там, за бесчисленными изгибами, на немереном расстоянии, прошлое осталось в точности таким, как было.
Ну что ж, готов предложить Эйнштейну и остальным собственное дополнение к их теориям, пожалуй, скорее догадку, чем четкую мысль. Не потому ли мы отгорожены от прошлого, что нас держат тысячи невидимых цепей? Невозможно отправиться в прошлое на «Бьюике» 1957 года, потому что не было в 1923-м таких «Бьюиков». И «Джордан Плейбой» не попал бы в 1923-й, если бы поехал по четырехполосной суперавтостраде – не существовало тогда таких автострад. Уверен, ничего не получилось бы, даже если бы у меня в кармане просто оказалась пачка современных сигарет с фильтром: не было тогда ничего подобного. Или если бы у меня нашлась хотя бы монетка более поздней чеканки, или если бы я вырядился в модную черно-серо-розовую рубаху с надписью на спине. Все эти вещи, большие и малые, и есть цепи, которые приковывают нас к своему времени.
Однако в тот вечер мое родное время почти отвергло и машину, и меня самого, – по крайней мере, я поддался такому чувству. Я вел «Джордан», неотличимый от только что выпущенного, с номерными знаками 1923 года, по дороге, где даже масляные пятна на бетоне неизменны с той же поры, я не имел при себе практически ничего, что противоречило бы этой дате, и, наверное, на какой-то миг временны́е путы ослабли, и мы вместе с машиной свободно поплыли по поверхности Времени. Старая дорога летним вечером вывела нас в минувшее – нас как бы снесло в эпоху, которой принадлежал «Джордан Плейбой».
Это лучшее объяснение, какое я могу предложить, больше ничего в голову не приходит. Мне хотелось бы представить вам какие-нибудь доказательства, ну хотя бы заявить, что, когда я вернулся в Хайлесберг и выехал на Мейн-стрит, то мне бросился в глаза газетный заголовок: «Президента Гардинга хватил удар». Или что я слышал, как люди на улицах обсуждают последнюю рекордную перебежку Малыша Рута [26], или что наблюдал налет полиции на подпольный кабак.
Увы, ничего подобного я не видел и не слышал – все было, в общем, как всегда. На улице было тихо и почти пусто, да оно и понятно: магазины-то по выходным закрыты. Поначалу я заметил всего двух прохожих, мужчину и женщину, притом вдалеке. А дома стояли на привычных местах, и только. Хайлесберг – город старый, большинство построек возведено, наверное, еще до Гражданской войны, и в зыбком свете уличных фонарей они казались такими же, какими я их помнил. И мостовая была такой же – ее выложили кирпичом сразу после Первой мировой войны.
Нет, на Мейн-стрит я не встретил ничего примечательного, разве что мелочи. Например, навес над обувной лавкой с широкими красными и белыми полосами и зубчатыми краями – такие навесы нынче перевелись, их можно увидеть только на старинных фотографиях. Я причалил к тротуару и уставился в витрину, но высмотрел немногое: женские туфли, пожалуй, несколько иного фасона, каблуки высоковаты, и ни одной пары с перемычкой, открывающей пальцы; носки мужских ботинок острее, чем принято сегодня, замшевой обуви нет вообще, а детские тапки, туфельки и ботиночки вроде бы самые обыкновенные.
Дальше по улице располагались маленькая кондитерская и писчебумажная лавочка, и к ее дверям был прилеплен рекламный плакатик, призывающий пить кока-колу. Плакатик как плакатик, но буквы, пожалуй, чуть-чуть отличались по рисунку; не могу сказать чем, но отличались. Да вы сами знаете: все известные торговые марки изменяются с годами – постепенно и неуклонно. В данном случае я утверждаю лишь, что плакатик, знакомый с детства, выглядел чуть ИНАЧЕ, каким-то старомодным, хоть и не сумею толком определить, в чем дело.
Потом мне попались два круглосуточных ресторанчика – «Новый Китай», а следом «Джиллс», – оба они существуют в Хайлесберге с незапамятных времен. В каждом из них сидели посетители, но я и не подумал заходить внутрь. Мне представлялось, что меня занесло сюда то ли по милости судьбы, то ли по чистой случайности и у меня нет ни малейшего права вмешиваться в происходящее. Оба ресторана зажгли светящиеся вывески – из отдельных электрических лампочек, не матовых, а прозрачных, так что были видны раскаленные волоски, и не округлых, а со стеклянным шипом на верхушке. И по всей улице ни одной неоновой рекламы!
В дальнем, западном конце улицы я подъехал к кинотеатру «Орфеум». Огней над входом и в кассе не было, но свет в фойе еще горел, и в обе стороны от здания стояла вереница припаркованных машин. Я поставил свою напротив, подле деревянного телефонного столба. Кирпичная мостовая – штука неровная; я выключил мотор, потянулся к ручному тормозу, но чуть припоздал. Не знаю, важно ли это, но уж лучше расскажу: «Джордан» прокатился на полфута вперед – правое переднее колесо попало в неглубокую ямку. Секунду-другую машина покачивалась, все тише и тише, и наконец замерла. Колесо уютно устроилось в ямке, словно нашло именно то местечко, какое искало, – так собака непременно повернется несколько раз, прежде чем успокоится в самой удобной для себя позе.
Перейдя улицу, я стал разглядывать афиши, вывешенные у входа в плоских стеклянных коробах. На одной, с пометкой «пятница, суббота, воскресенье», был изображен мужчина с лошадиным лицом и моноклем – он, прищурясь, уставился на длинноволосую женщину, а та изо всех сил изображала испуг. «Джордж Арлисс, – возвещала афиша, – в фильме «Зеленая богиня».
Другая афиша обещала в понедельник, вторник и среду ленту под названием «Пепел возмездия» с Нормой Толмедж и Конвеем Тирлом в главных ролях и с участием Уоллеса Бири. Я и не слыхивал о таких актерах, за исключением Уоллеса Бири. Подле окошечка кассы были вывешены кадры из обеих картин – крохотные, глянцевые, черно-белые. Я вглядывался в них, пока не опознал Уоллеса Бири, только здесь он был худощавым, красивым и молодым. Но столь убогой манеры рекламировать фильмы я и представить себе не мог – неужели нельзя было придумать что-нибудь поинтереснее?
Вот, пожалуй, и все, что мне запомнилось в тот вечер. Как видите, ничего серьезного и драматичного, ничего значительного. Никто не произнес при мне, например: «Попомните мои слова, этот мальчишка Линдберг еще удивит мир и перелетит океан!..» [Чарлз Линдберг (1902–1974) – национальный герой Америки, совершивший в 1927 году в одиночку беспосадочный трансатлантический перелет.] Мейн-стрит, какой я ее застал, была невзрачна, почти все заведения оказались закрыты, да и чего еще ждать в одиннадцать вечера!
Могу, правда, перечислить машины, припаркованные возле кино: «Дорт»; высокий прямоугольный «Бьюик» с деревянными колесами; три «Форда» модели «Т»; голубой туристский «Хапмобил» с желто-синими колесными дисками; «Уинтон»; открытый четырехцилиндровый «Шевроле»; «Статц»; и наконец четырехдверный «Кадиллак» с колесами на спицах. Ни одной машины, выпущенной после 1923 года. И самое странное, что это казалось мне совершенно естественным. Автомобили выглядели именно так, как и должны выглядеть автомобили, они не казались ни странными, ни смешными, ни устаревшими. В каком-то закоулке мозга, конечно, пряталась картинка сверкающих двухцветных, одетых хромированными накладками машин с усилителями руля. Но вызвать ее из памяти стоило изрядных усилий, и – понимаю, что это нелегко объяснить, но в тот момент современных машин для меня как бы не существовало. Еще не существовало. Вот они вокруг, машины самых последних моделей, выстроились возле кино на Мейн-стрит, и я не находил в том ничего удивительного.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
