Ельцин приезжает в Министерство обороны. Спрашивает: «Когда войска будут в Москве?» Определенного ответа нет. Вот тогда Ельцин говорит, что необходимо штурмовать Белый дом. Министр обороны Грачев спрашивает, отдаст ли Ельцин письменный приказ. Ельцин подписывает приказ. Только тогда начинается движение войск в Москву. По Белому дому из танков будут выпущены 10 пустых болванок и два зажигательных снаряда. Эти снаряды никого не ранили и не убили. Бой в самом Белом доме продолжался несколько часов.
О происходившем 3–4 октября вспоминает правозащитник, писатель, тогда участница добровольческой сандружины Анна Каретникова:
«Мы поднялись на мост. Была огромная действительно толпа народа. Некоторые подсаживали на плечи детей. Чтобы показать, как стреляет танк. Они аплодировали каждому выстрелу из танка, смеялись… будто это был салют. Вдруг вокруг меня стали падать люди. Кто-то закричал: «Ложись!» На СЭВе, похоже, сидел снайпер… не знаю чей, – но что-то его переклинило, и он бил по явно мирной толпе. Я подбежала к двоим – им уже ничего не надо было. Мы побежали с моста, а за нами толпа. На Калининском шел сплошной шквал огня. Из дворов, в ответ со стороны СЭВа и Белого дома. Скорые отказались ездить на Калининский. «Трехсотых» – в смысле раненых, это термин еще с Афгана, – так вот их от мэрии надо было оттащить пешком до «Глобуса», туда гаишник по рации медицину вызывал.
Я выползла в первый раз на раненую, которая бежала за своей собакой и получила пулю в бедро ровно на разделительной полосе Калининского проспекта. Меня очень бесило, что сейчас меня убьют. У меня были большие планы.
Когда сказали, что «трехсотые» у БД, мы поползли туда. А нам навстречу бежали мародеры. И дедушки, и мальчики. И тащили из БД что попало. Тащили ксероксы, принтеры, один пацан пер несколько банок варенья, а еще один – здоровенную стопку книжек Хасбулатова. Мы залегали за тротуарным бортиком. Потом от БД с носилками ползли обратно. Да, забыла сказать, как убили парламентера, двинувшегося в БД под белым флажком. Одним выстрелом, сразу. Потом мы пошли сказать, чтобы скорые отправили в БД. А мне в ответ: «Кого везти – фашистов? Ты, значит, предательница? Ты – за фашистов?» Я в ответ говорила и орала про всякие медицинские клятвы, про гуманизм и светлое будущее. Откуда-то возник мужик с рацией, скорые поехали. Моя мораль такая, антивоенная. Па войне не ведут себя прилично. И что-то все какие-то уроды. Это чистое Зазеркалье, где нормальные понятия не играют».
Вот эта начавшаяся война тогда была свернута Ельциным, она не выплеснулась дальше. Уже началась, но сразу закончилась.
Государственная дума, избранная в декабре 93-го года, никогда не будет проельцинской. И все последующие, в течение его президентства, тоже не будут. Вплоть до попытки импичмента президента в 99-м году. Коммунисты в Думе будут иметь до трети голосов. И это при том, что Ельцин не скрывает своего остро негативного отношения к коммунистам. Он пришел к этому поздно, осознав, увидев, в какой тупик коммунистический режим завел страну. Глубочайший кризис, доставшийся ему как президенту, только укреплял его непримиримость. Невозможность быстрого выхода из этого кризиса съела его надежды на социальную справедливость, его иллюзии, которые были сродни массовым иллюзиям.
23 февраля 1994 года Государственная дума в соответствии с новой ельцинской Конституцией объявляет амнистию всем участникам событий 3–4 октября 93-го года. Без ограничений на участие в политике. Заодно амнистированы участники событий августа 91-го года. Объединение этих событий в определенном смысле правомерно.
93-й – попытка реванша за 91-й.
Начало президентства Ельцина шло с оптимистическим ощущением, что старая власть умерла. Но по ходу дела стало казаться, что слухи об ее смерти сильно преувеличены. Просто старая власть мутирует, успешно делает вид, что это вовсе не она, а уродливое порождение либеральных реформ. И только постепенно окончательно выяснится, что советская власть не намерена сдаваться, что это она, Софья Власьевна, просто в новом обличье. Для непосвященных: Софья Власьевна – это диссидентско-литературное прозвище советской власти.
Так вот она дождалась от Ельцина реформ, на которые боялась решиться сама. Ей, собственно, нужен был официальный запуск изменений в экономике. Но логика реформ ей чужда, потому что опасна. Не надо никаких равных правил игры. Их не будет, как и не было. Ельцин же видел это, когда в барачном детстве залезал в спецотдел продуктового магазина, где был белый хлеб, сыр и тушенка для начальства и куда не пускали простых людей. Тогда он сказал, что будет начальником. И вот он им стал.
Как он мог защитить население от старой и новой номенклатуры?
Руководство Верховного Совета, избранного еще в советские времена, вместе с промышленными лоббистами, развязав борьбу за власть, сбило темп, курс начатых реформ, свалило правительство, состоявшее из нечиновных людей. Правительство, которое возглавлял президент Ельцин, которое начало реформы, но не имело возможности их завершить.
Без малого двухлетняя острейшая политическая борьба означала, что в президентское окружение втискивались люди, имеющие конкретные личные цели. Совсем не похожие на выбранного Ельциным Гайдара. После октября 93-го эти люди считают себя вправе получить вознаграждение в виде влияния на политику и, главное, на экономику. Они будут давить, шантажировать, интриговать.
Но дело не в конкретных людях, а в объективной ситуации. Региональная и околопрезидентская элиты формируются за счет бывших советских чиновников и депутатов. Четверть в президентском окружении – люди, имевшие высокие посты в прежних структурах власти. Основную часть составят выходцы из второго и третьего эшелонов старой номенклатуры.
Появившаяся бизнес-элита – преимущественно выходцы из комсомола.
