— Я зову его дядей, — очень тихо сказал он, — потому что он так никогда и не женился на моей матери и не дал мне права называть его отцом. Тем не менее он меня зачал. И когда моя мать умерла, а ее клан не пожелал заботиться о сироте, Братец Конь принял меня в свою семью. Немногие бы так поступили: обычно принято позволять клану матери разделаться с ребенком, как он сочтет нужным.
— Разделаться?
— По обычаю нежеланного ребенка оставляют в пустыне на милость богов. — Ю-Хан наконец отвел глаза, сообщив Хизи все, что хотел.
Девочка оглянулась на Нгангату и Тзэма в поисках поддержки; полуальва рассеянно кивнул, а Тзэм растерянно смотрел на менга, по-видимому, не все поняв из его слов. Никто из них не мог помочь Хизи решить, как следует ответить на сообщение Ю-Хана.
— Почему ты говоришь мне об этом сейчас? — наконец спросила она.
— На тот случай, если дядя… — Ю-Хан помолчал и начал снова: — Чтобы, если Братец Конь и я оба погибнем, ты знала, какие петь песнопения нашим духам. После смерти обо мне можно будет говорить как о его сыне. — Он лукаво улыбнулся. — Пойми, я этого не требую. Мой меч и так принадлежит тебе, потому что Братец Конь — твой союзник. Я просто прошу тебя.
— Мне больше хотелось бы обещать тебе, что вы с Братцем Конем не погибнете, — ответила Хизи.
— Не обещай того, что не в твоих силах выполнить, — предостерег ее Ю-Хан. — Это было бы оскорблением.
— Я ничем не оскорблю тебя, родич, — заверила его Хизи. — Если вы оба погибнете, я сделаю, как ты просишь, — конечно, если сама останусь в живых.
— Я обещаю тебе это тоже, — добавил Нгангата.
— Благодарю вас. Это хорошо. — Явно удовлетворенный, Ю-Хан придержал коня и снова присоединился к Братцу Коню.
Вскоре тропа опять повернула вверх по склону, но подъем оказался недолгим. Выбравшись из ущелья, Хизи только теперь оценила, как высоко в горах они оказались: Шеленг, к подножию которого они приблизились, закрывал почти все небо. Перед Хизи раскинулась широкая долина; отсюда открывался вид на уходящие вдаль, покрытые лесом бесконечные хребты.
Карак приподнялся на стременах.
— Следуйте за мной, — сказал он. — Меня снедает нетерпение, а впереди нас ожидает еще одно препятствие.
— Что там?
— Около пятидесяти менгов ждут нас у входа в Эриквер, у нашей цели.
— Пятьдесят менгов? — переспросил Нгангата, оглядывая оставшихся воинов отряда. — Это немалая сила.
— Для тебя — может быть. Да и для меня в моем теперешнем обличье. Но господин мой Балат просыпается медленно, а сейчас, я уверен, он спит. — Чернобог повернулся к людям, и глаза его вспыхнули желтым огнем.
Многих воинов это смутило, они растерянно попятились.
— Знайте все, кто этого еще не знает, — я Карак, Ворон, создавший землю и похитивший солнце, чтобы оно сияло в небе. Много других благодеяний я совершил для людей, потому что вы — мои дети. Некоторые чернят мои намерения, — он многозначительно взглянул на Нгангату, — но вы не найдете ни одной легенды, в которой не говорилось бы о моей любви и доброте к людям, даже в нарушение воли моего господина. Вы все последовали за мной, хотя некоторые и не знали моей истинной сущности, сюда, в эти священные места. Вы сражались и умирали ради того, чтобы я смог сохранить обличье человека до тех пор, пока не придет время нанести удар. Этот момент наступил, и мы должны поспешить. Я полечу вперед и расправлюсь с мужественными, но обманутыми воинами, все еще противостоящими нам: никому из вас больше нет нужды умирать. Но когда я сброшу маску, когда проявлю свою силу, мой господин Балати начнет пробуждаться. Мы должны убить Брата до того, как это случится. Убив Реку, мы избавим мир от ужасной обузы и от еще более страшной угрозы.
— А тебя от великой вины, — фыркнул Братец Конь. Карак устремил свои желтые глаза на менга.
— Я честно признаю свою ошибку. Даже такие, как я, не застрахованы от промахов.
— Никакой это был не промах, — с жаром воскликнул Братец Конь, — а каприз, как и все, чем ты руководствуешься.
Карак долго молча смотрел на старика.
— Ты разве там был? — тихо спросил он. — Разве кто-нибудь из вас присутствовал при том, как Изменчивый сбросил оковы? Или ты просто повторяешь слухи, которые мои враги распространяют уже много тысячелетий? — Он обвел людей горящим взглядом. — Ну?
— Хватит! — воскликнула Хизи. — Делай то, что собрался делать; я последую за тобой. Разве тебе для этого нужны остальные?
Карак все еще гневно смотрел на менга.
— Нет.
— Тогда отправляемся.
Еще мгновение Чернобог оставался Шелду; потом, словно вывернувшись наизнанку, превратился в птицу. В этот же момент поднялся сильный ветер. Карак расправил черные крылья и взвился к небесам, покрытым серыми тучами. Скоро он был лишь точкой в вышине, а ветер стал гнуть к земле деревья.
Воины заколебались, но Хизи пустила Чернушку рысью, Нгангата и Тзэм последовали за ней. Квен Шен и Гавиал присоединились к ним, потом двинулись и остальные.
Где-то впереди начали вспыхивать молнии, послышались раскаты грома, словно сам воздух разрывался на части. Отдельные вспышки слились в мерцающий голубой свет.
Когда отряд выбрался из лесу на широкую поляну, гром смолк. Люди увидели огромную черную птицу: она опустилась на почерневший труп и принялась выклевывать глаза. Вся лужайка была усеяна обожженными изувеченными человеческими телами. Несколько коней с выкаченными глазами бесцельно метались рядом с мертвыми хозяевами.
Как ни ужасен был открывшийся вид, Хизи почувствовала, что стала равнодушной к смерти; ее внимание привлекли не трупы, а огромная дыра. Она зияла посередине поляны, словно пасть самой земли: гигантский почти круглый провал больше полета стрелы в диаметре.
Ворон снова превратился в человека, белокожего воина в черном плаще.
— Это и есть Эриквер, — сказал Карак. — Исток Изменчивого, место его рождения — и смерти. — Его птичьи глаза блеснули нескрываемым злорадством.
— Что мы теперь должны сделать? — спросила Хизи, почувствовав, как отчаянно колотится сердце, несмотря на всю ее напускную решительность и уверенность в себе.
— Ну конечно, спуститься вниз, — ответил Карак.
Перкар бежал изо всех сил, Харка в ножнах колотил его по спине. Лишившись Охотницы, которая направляла их, звери ее свиты медленно разбредались, возвращаясь в чащу и в свои охотничьи угодья. Они не нападали на Перкара: должно быть, Охотница пометила его каким-то известным им знаком.
Но юноше было ясно, что он вовремя не доберется до Хизи и остальных, и это сводило его с ума. С каждым ударом сердца он все больше верил в то, о чем сказал ему Мох.
— Можешь ты придать мне сил, помочь бежать быстрее? — спросил он Харку.
