Беглец тут же догадался, что высокая башня, ярко сверкавшая на солнце, будто никакой бури перед этим не было и в помине, представляла собой не что иное, как Кордуанский маяк.
И увиденный им парус, еще за мгновение до этого бывший для гренадера последней надеждой, теперь немало его обеспокоил.
Взяв курс на Кордуан, он вскоре увидел землю и тут же ее узнал. Ему предстояло вернуться в эстуарий Жиронды и направиться в Ришар, что было нетрудно, потому как течение, с отливом вынесшее барку в открытое море, теперь, с приливом, гнало ее обратно в реку.
– Ах! Моя дорогая Кадишон, твой горемычный муж только что чудом спасся от смерти, – с улыбкой сказал Жан-Мари.
Он полагал, что все опасности уже позади.
Но волны вокруг него становились круче, выше и стремительнее.
– У меня такое ощущение, – сказал себе он, – что по мере приближения к берегу море волнуется все больше и больше.
Ему даже в голову не приходило, что это вполне естественно.
– Гляди-ка! – через минуту продолжил он. – Парус, который я недавно заметил в открытом море, похоже, приближается ко мне. Может, это случайность?… Ха! Чего это я испугался? Не хватало еще, чтобы буря изрыгнула полицейского шпика – специально чтобы меня арестовать.
И Жан-Мари от всей души расхохотался.
– Просто удивительно, как быстро на практике учишься ремеслу; теперь я управляю баркой не хуже иного шкипера.
Тем временем парус сближался с ним все больше и больше.
Изумительно маневрируя, он быстро двигался к берегу.
Впрочем, Жан-Мари, только что обогнувший Кордуанский маяк, не волновался. Вдали пробило восемь часов, на горизонте в океан садилось солнце, бриз сменился легким ветерком, и если бы не море, продолжавшее яростно волноваться, этот вечер для Жана-Мари выдался бы поэтическим, настраивающим на мечтательный лад.
Вдруг у него за спиной раздался голос:
– Ну что, друг, здорово нас потрепало. Вы, черт возьми, вышли сухим из воды!
– Да, к счастью, все обошлось, – ответил Жан-Мари и повернулся.
– Ну здравствуйте, гренадер, – сказал ему Латур, который, как и солдат, вследствие шторма оказался в открытом море и смог спастись исключительно благодаря присутствию духа.
Он вовремя убрал парус, чтобы не потерять берег из виду.
Мы даже не будем пытаться описать ту ненависть, которую испытал в душе Жан-Мари, узнав полицейского.
– Опять этот змееныш! – прошептал он. – Не просто мерзавец, а демон какой-то!
– Вы не очень-то вежливы, гренадер, – насмешливо заметил Латур.
Жан-Мари ничего не ответил.
– Я его спасаю, а он не желает меня даже поблагодарить, – продолжал шпик.
Лодка грозно раскачивалась из стороны в сторону, но солдат, невзирая на это, встал во весь рост.
– Что вам от меня надо? – спросил он.
– Вы вовсе не глупы. – сказал полицейский, не удостоив его ответом. – Но просить Кадишон проводить вас было большой ошибкой. Если бы я ее не встретил, то в жизни не догадался бы, каким образом вы решили спастись. План был просто великолепный, хотя чуть не обошелся вам слишком дорого.
– Чего вы от меня, в конце концов, хотите?
– Да так, всего-то немного поболтать.
– Ну что же, я готов! – сказал Жан-Мари, доставая из-под банки саблю.
– Я тоже! – ответил полицейский, демонстрируя пистолет.
– Что до этого, мальчик мой, я совершенно спокоен, – промолвил гренадер, пожимая плечами.
– Почему это?
– Потому что после сегодняшнего дождя ваш порох насквозь промок.
Солдат говорил правду. Латур, прекрасно это зная, всего лишь надеялся припугнуть противника.
– Значит, вы погнались за мной, чтобы вновь схватить и доставить в Бордо? – продолжал беглец.
– Совершенно верно.
– И чтобы доставить себе радость увидеть, как меня расстреляют?
– Знаете, мне до этого нет никакого дела, – ответил Латур. – Для меня важно лишь связать вас и отвести в полицию. Остальное меня не касается и я не стану рваться в первые ряды зрителей, которые соберутся поглазеть на вашу казнь.
– Значит, вы решили, – продолжал солдат, – что я сдамся, как только вас увижу?
– Даже не надеялся!
– Что же вы в таком случае намереваетесь делать?
– Для начала потребую, чтобы вы сдались.
– Ну да. Это как раз то, о чем я говорил. Но я отказываюсь.
– Тогда я…
– Что, возьмете меня на абордаж? Послушайте, дорогой мой, вы подали мне замечательную идею. Вы не сможете меня связать! Я сам вас схвачу, а затем отниму барку, которая, по сравнению с моей, лучше и прочнее.
– Что вы говорите! – с сомнением протянул полицейский.
– Вы поступили крайне опрометчиво, – добавил гренадер, – что явились сюда в одиночку, тем самым предоставив мне прекрасную возможность отомстить.
– Вы становитесь трагиком, мой дорогой, – с улыбкой ответил Латур, – будете сдаваться?
– Полно вам! – сказал солдат. – Это несерьезно. Вы же привыкли, что рядом всегда парочка других шпиков и жандармы, как давеча в домике на болоте.
Голос Жана-Мари звучал насмешливо, но в душе его медленно закипал гнев и он испытывал неодолимое желание задушить этого мерзавца, который вот уже второй раз становился на его пути к свободе.
Барка гренадера шла первой, лодка Латура держалась в трех-четырех метрах за ней.
Море по-прежнему бурлило и волновалось и для маневрирования теперь требовалась величайшая осторожность.
– В последний раз спрашиваю – будете сдаваться? – вновь взялся за свое полицейский.
– Нет!
– Подумайте…
– Нет!
– Тогда берегись!
Агент полиции крутанул штурвал, и его барка двинулась прямо на лодку Жана-Мари, которая была вдвое меньше ее.
Солдат тут же догадался о намерениях врага.
– Мерзавец! – закричал он. – Ты хочешь меня потопить!
– И без лишних разговоров. Когда же ты будешь тонуть, а друг Латур придет на помощь, ты не станешь на него сердиться.
Слова этого бесчестного полицейского, намеревавшегося вырвать Жана-Мари из объятий смерти только для того, чтобы затем предать казни, могли любого повергнуть в дрожь.
Увидев, что ему грозит смертельная опасность, Жан-Мари тоже крутанул штурвал.
«Если я смогу избежать столкновения, то он на такой скорости проскочит далеко вперед. А я тем временем от него оторвусь».
Но нашему несчастному гренадеру недоставало опыта, чтобы соревноваться в таком деле с Латуром в сноровке. Большая барка, движимая неодолимой силой ветра, ударила в борт лодки гренадера.
