Как обычно, воинственность Присциллы внезапно дала слабину. Она обняла себя руками за тонкую талию, словно желала таким образом успокоиться.
— Томас… Я… была, как ты сам говорил, в полном расстройстве чувств. А как же иначе? Моя дочь умерла. Я сама не понимала, что говорю. Меня нельзя винить слишком строго.
— Ты читала дневники моей мамы?
— Нет! — решительно заявила Присцилла и покраснела. — Все, что я тебе наговорила, основывалось на слухах. Люди любят посплетничать. Ты и сам это хорошо знаешь.
— Да, — произнес Томас, — если тебе станет легче, я… тоже задумывался над тем, не виновна ли чья-то мстительная рука в трагедиях, которые постигли Толиверов из-за жертв, принесенных моим отцом и мной ради плантации. Но это бывало только в минуты отчаяния. Я не сторонник суеверий. Фатальное падение моего брата с лошади, смерти нашего сына и дочери, выкидыши моей матери не являются более сверхъестественными, чем смерть дочери Дюмонов во время урагана или гибель сына Уориков от руки офицера-северянина во время войны. Молодые женщины умирают во время родов каждый год. То, что случилось с Дэвидом, могло произойти с любым мальчиком, который играет возле пруда.
Присцилла замерла. Странный свет появился в ее глазах. Женщина выпрямилась.
— Ты сказал, что также чем-то пожертвовал ради Сомерсета. Какие такие жертвы? Томас! Я тоже была одной из этих жертв?
В голосе жены Томас уловил слабое эхо надежды на то, что он развеет ее подозрения. Мужчина отвернулся и принялся расстегивать жилет. Он очень надеялся, что Присцилла никогда не задаст ему этого вопроса. Она была матерью его детей. Какими бы ни были ее недостатки, Присцилла была любящей матерью.
— Скажи мне, Томас. Я хочу знать.
Он расстегнул запонки на манжетах.
— Да, Присцилла, ты была жертвой, которую я принес ради Сомерсета.
Обрушилась тишина, такая тишина, которая наступает после громкого раската грома. Томас стоял к жене спиной, не желая видеть, как сильно он ее обидел.
Голос Присциллы прозвучал на удивление спокойно:
— Ты хотел обзавестись наследником на случай, если погибнешь на войне, а никого, помимо меня, под рукой не оказалось. Так?
— Да, верно. Я думал, что мы будем хорошей парой.
— И из-за жертвы, которую ты принес, женившись на мне, двое наших детей мертвы?
— Я в это не верю.
— А я верю. И твоя мама верит. Я солгала тебе, Томас. Я читала ее дневники.
Томас обернулся вовремя, чтобы заметить слезы глубокой обиды на глазах жены, и постарался сдержать свою ярость. Он разрушил остатки ее надежды. Подозревать — это одно, а знать — совсем другое. Быть может, после всех этих лет Присцилла все еще питала надежду на то, что он женился на ней по любви.
— Прости, Присцилла. Я плохо с тобой поступил, но я надеялся, что наши дети и жизнь, которую я тебе обеспечил, жизнь, которая тебе, как мне казалось, нравилась, все восполнит. Я знаю, что лишил тебя определенных удовольствий и радостей, которые ты познала бы, если бы я… относился к тебе иначе или если бы ты вышла замуж за кого-то другого, но, ради всего святого, зачем было читать личные дневники моей матери? Ты случайно не собирала сведения об истории Толиверов, которую ты пишешь?
Присцилла вытащила носовой платок из рукава своего домашнего платья. Жена всегда имела его под рукой на случай неожиданных эмоциональных всплесков. Томас также всегда носил с собой носовой платок на случай внезапного наплыва воспоминаний о невосполнимой потере.
Присцилла промокнула глаза, а затем тщательно сложила платок и сунула его обратно в рукав. Всем своим видом жена давала Томасу понять, что плакать из-за него ей надоело.
— Я могла бы соврать, но мне опостылело лгать, — заявила Присцилла. — Ты, я вижу, решил резать правду-матку, поэтому и я отвечу тебе той же любезностью. Посмотрим, как тебе это понравится. Я читала дневники Джессики, желая выяснить, подозревает ли она меня в интимной связи с майором Эндрю Дунканом.
Потрясенный, Томас не знал, что и сказать.
Присцилла взирала на мужа невинными глазами.
— Как выяснилось, Джессика подозревала, и подозрения ее не лишены оснований. Я нашла соответствующие записи черным по белому в ее тетради за 1866 год.
— Ты мне изменила?
— Изменила, так что не думай, что я дожила до своих лет, так и не познав удовольствий и радостей, которых ты меня лишил.
Оторопевший, Томас вспомнил блестящего рыжеволосого майора, который жил в каретном сарае во время оккупации федеральной армии двадцать один год назад… больше двадцати одного года.
— Ты так ничего и не заметил? — поинтересовалась Присцилла.
В ее глазах промелькнула тень самодовольства.
— Ты был настолько влюблен в свою дорогую плантацию и столь равнодушен ко мне, что ни разу даже не взглянул в сторону меня и Эндрю, а вот твоя мама проявила бдительность. С какой стати, как ты думаешь, она всю жизнь относилась к Регине немного прохладно?
Лицо Присциллы поплыло у Томаса перед глазами.
— Не хочешь ли ты сказать…
— Да. Майор Эндрю Дункан.
Томас отшатнулся, словно ему в лицо плеснули кислотой.
— Ну вот, — продолжала Присцилла, — теперь ты можешь перестать винить себя за смерть Регины и уж точно — за недостаток внимания ко мне.
— Ты… ты лжешь, Присцилла. Ты все это выдумала, чтобы свести со мной счеты… посильнее ранить меня…
— Я же тебя предупреждала, что знаю кое-что такое, из-за чего ты будешь очень страдать!
— Регина была моей дочерью! Моей!
— Откуда, по-твоему, у нее рыжие волосы и веснушки на бледной коже?
— От моей матери!
— Или от майора Дункана. Мы никогда наверняка не узнаем.
Присцилла подошла ближе, чтобы лучше разглядеть выражение его лица. Ее маленькие зубки заскрежетали.
— Я тебя любила, Томас. Я тебя хотела, хотела не ради денег, громкого имени и возмещений, которые ты бросал мне в виде подачек. Конечно, когда мы только поженились, у меня были свои предрассудки, но если бы ты меня по-настоящему любил, то с помощью тепла и ласки смог бы все преодолеть, как это впоследствии удалось Эндрю. Он вернул меня тебе уже другой женщиной. Тебе это понравилось. Ты много лет этим пользовался.
Присцилла похлопала мужа по облаченной в рубашку груди.
— Пройдет определенное время, прежде чем ты примиришься с правдой, Томас, но мы справимся, как всегда справлялись. И всем будет лучше, если я больше никогда не услышу, что ты флиртуешь с Жаклин Честейн. Я не потерплю от тебя измены. Ты мне кое-чем обязан.
Томас отпихнул от себя руку жены.
— Я подам иск завтра же утром, — заявил он.
