Вздрогнув, Маррон обернулся и увидел крохотного зверька, стрелой взлетевшего на деревянную перегородку стойла и до отказа натянувшего привязь. Это была обезьянка торговцев, всего лишь обезьянка, которой он так нравился прежде. Маррон попытался успокоить её, но она завизжала ещё громче.
— Наверное, от тебя пахнет кровью, — неуверенно предположила Джулианна.
— Нет, — раздался голос из самого тёмного угла стойла. Голос был женский и говорил с сильным акцентом. Зашуршав соломой, женщина встала и, когда на её страшное лицо упал луч света, юноша узнал правдоведицу барона Имбера. — Он стал Ходячим Мертвецом. Я так и знала.
— Что это означает? — вновь подала голос Джулианна.
— Это означает ужасы и чудеса, ибо он благословлён и проклят. Животные понимают это не хуже меня, но им видима лишь чёрная сторона. — Она прошаркала вперёд и коснулась руки Маррона; в волосах правдоведицы застряла солома, а глаза были совершенно круглые и белые. — Я так и знала, — повторила она.
Маррон кивнул. Он услышал, как за его спиной прошли лошади, а потом раздался голос Раделя:
— Идём, надо спешить. Гляди-ка, Джулианна, нам, похоже, повезло — судя по сбруе, это твоя лошадка.
— Моя.
— Тогда бери её и давай за мной. Я её немножко заморочил, на лошадей оно тоже действует. Маррон, тебе придётся пойти впереди. Женщина, возвращайся в свои сны. Этой ночью ты не просыпалась, ты меня поняла?
Она фыркнула:
— Я — правда барона, он мне верит. — Она развернулась и вновь исчезла в густой тени, мимоходом коснувшись обезьянки, которая задрожала, но осталась на месте. Бездонные чёрные ямы глаз остановились на Марроне. Тот вздохнул об очередной утрате и пошёл прочь.
Они направлялись к воротам — вначале в коридор, потом вниз по ступеням. Радель не позволил зажигать свет, боясь, что стражники заметят пляшущие на стене тени. Маррону приходилось хвататься за стену в полной тьме, и единственным его ориентиром был приглушённый стук обмотанных тряпьём копыт за спиной. Когда стук становился громче, это означало, что надо идти побыстрее.
На ступеньках было проще — по крайней мере над головой виднелась полоска неба и отблеск звёздного света. Оказалось, что Маррон видит в темноте яснее, чем ожидал, мгла вокруг посветлела, однако виднелась словно бы сквозь красный туман, словно это Дочь дала ему новое зрение.
Услышав негромкий шёпот, он замер на нижней ступеньке. За углом уже были ворота. Маррон услышал, что лошади остановились. К нему подошёл Радель.
— Боюсь, что, если ворота заперты, заняться ими придётся тебе, — прошептал он на ухо юноше. — Мы сейчас сядем верхом и поедем за тобой. Если ворота открыты, беги вперёд; если нет — ломай их. Постарайся не убивать, просто выпусти на свободу Дочь.
— Не знаю, как…
— А я знаю. Дай руку.
Он имел в виду — левую. Радель сжал её, отвернул пропитанный кровью рукав и срезал повязку, обнажив мокрые швы и сырую мякоть раны.
— Извини, Маррон, — произнёс менестрель. — Я не хотел, чтобы это случилось именно с тобой. Но так случилось, и деться некуда. У меня есть ты, и я должен этим воспользоваться.
Он кончиком ножа распорол швы и этим же ножом провёл полоску поперёк раны — несильно, так, чтобы появилась кровь.
Из-под клинка с шипением вырвался дымок. Радель схватил Маррона за плечо и подтолкнул вперёд.
Здоровой рукой Маррон цеплялся за каменную стену. Уголком глаза он видел клубившийся позади туман Дочери — когда она покинула его тело, мир вокруг перестал отсвечивать красным и потемнел. Маррон выглянул из-за угла. На стене над воротами виднелись факелы и движущиеся тени — силуэты стражников. В окне привратника тоже мерцал огонёк.
Ворота были заперты.
Маррон сделал глубокий вдох и шагнул вперёд, радуясь, что его рубаха залита кровью и в темноте видны лишь отдельные белые пятнышки. Он вперил взгляд в ворота, ударил взглядом, не думая ни о чём, кроме запиравшего их огромного тяжёлого засова.
За его взглядом последовала и Дочь. Тонкая струйка дыма потянулась вперёд и — Маррон почувствовал это — коснулась дерева и железа. Юноша вздрогнул, когда раздался резкий треск, хлопки, полетели щепки, а потом он непонимающе смотрел на то место, где всего миг назад были ворота, а теперь открылась дорога.
Со всех сторон раздавались крики ужаса, люди носились туда-сюда по стене, выглядывая наружу, все ещё не в силах понять, что опасность затаилась внутри крепости.
Позади Маррона раздался стук копыт. Из-за угла вылетел Радель на визжащем и бьющемся скакуне, который едва не сбросил седока, в ужасе шарахнувшись от Маррона.
— Беги, Mappoн! Ну, беги же!
И Маррон побежал. Он вылетел в ворота как раз в тот миг, когда железная петля с треском выпала из раскрошенного гнезда, и помчался вниз по тропе, каждый миг ожидая стрелы в спину. Но стрелять никто не стал. Ему только раз послышался голос, зовущий его по имени: «Маррон!» — и на повороте юноша бросил взгляд через плечо. На крепостной стене стоял и смотрел ему вслед человек в белом одеянии.
Маррон бежал.
Поначалу он бежал один, но вскоре Дочь догнала его, влилась в его руку, наполнила силой и огнём его тело и прояснила взор. Тут уж Маррон понёсся как дьявол, быстрее даже — так ему показалось, — чем осмелился бы скакать по этому спуску самый отчаянный всадник.
Так когда-то бежали вслед за повозкой они с Мустаром, хотя кончилось всё это плохо. Но Мустар умер, а Маррон превратился в то, чего мальчик боялся, в дьявола или что-то наподобие того. По крайней мере везло ему этой ночью дьявольски. Ноги его ступали твёрдо, он глотал ветер и обгонял его; у подножия горы он остановился и стал ждать своих спутников, но при необходимости мог бы бежать всю ночь, а то и дольше. Он был пламенем и дымом, и усталость оставила его.
Он ждал, и из-за поворота дороги наконец появились лошади — четыре, сосчитал Маррон, пока они спускались по тропе. Они скакали не быстро, а скорее осторожно, и один из наездников вёл под уздцы лошадь другого — Маррон решил, что это Элизанда помогает Джулианне.
— Отлично вышло! — воскликнул Радель, придержав коня, чтобы тот не приблизился к юноше. Маррон не стал подходить ближе. — Теперь надо уносить ноги. Нам на северо-восток. Ты можешь бежать?
Маррон побежал.
Рассвет забрезжил, когда путники остановились отдохнуть в овраге под утёсом, где лошади почуяли воду — грязную лужицу, в которую падал струившийся по камням ручеёк, не пересыхавший даже летом.
Маррон стоял у приютившей их расселины и смотрел на выжженную землю. Он не нуждался ни в отдыхе, ни в тепле небольшого костерка… ни в компании.
Его слух обострился не хуже зрения, и Маррон слышал всё, о чём говорили беглецы. Разговор шёл о нём, поэтому юноша прислушался.
— …Почему у него красные глаза?
