Голос его прервался – запершило в горле. Алей хотел закончить: «…столько зла сделал», – но отец перебил его.
– Да вы же дети мои, – сказал Ясень с отчаянной теплотой в голосе. – Сыны мои. Все, что я делаю, я делаю ради вас.
Он вздохнул и опустил голову.
Алей потерял дар речи.
Некоторое время он смотрел на отца, сознавая, что никогда не поймет его, а потом бросил ему, почти крикнул:
– Блик! Да черт с тобой! Хочешь к Морю?! Поплыли!
Ясень улыбнулся.
Больше он ничего не говорил. Алей вышел к Ялику, отвязал лодку и сел на корме. Отец сделал несколько гребков, выталкивая Ялик на стремнину, а там течение понесло его само – и вскоре вдали, под светло сияющим небом прорисовались очертания высоких круч, с которых Алей когда-то смотрел на Реку Имен.
* * *
– И что нам теперь делать? – пробурчал Летен. Покосился на Инея, спросил: – Инькой тебя зовут, верно?
– Верно, – сказал тот. – А вы Летен?
– Можно дядя Летя, – кивнул тот и уселся на поваленный ствол. – Ну и папка у тебя, Инь. Как с таким справиться?
Иней смущенно отвел глаза. Папа обещал, что они пойдут ловить Алика, но Иней совсем не думал, что это будет так. Все-таки папа иногда нехорошо поступал. Он всех напугал – и Алика, и самого Инея, и даже грозного Летена. Правда, Летен испугался не папку, а что папка сделает чего-нибудь нехорошее.
– Как думаешь, Алик за нами вернется? – спросил Летен.
Иней насупился.
«Алик, наверное, сейчас с папой к Морю Имен плывет», – подумал он и поднял на дядю Летю осторожный взгляд.
Тот сидел, понурившись.
Когда Иней представлял себе, как выглядит страшный Летен, которого папка так хочет победить, ему воображался кто-то очень мрачный и свирепый. И он правда оказался мрачный и свирепый, только не очень страшный. То есть, конечно, страшный, но… Иней немножко удивлялся сам себе. Он остался один с человеком, который стрелял в папу из пистолета и сбросил с лодки в воду, но он совсем его не боялся. Больше того – получалось, что и папа не побоялся оставить Инея с ним. Иначе не пропал бы.
Да и стрелял дядя Летя не для того, чтобы убить папу, а чтобы спасти Инея. Так ему велел Алик. Они оба просто не очень правильно поняли.
А если неправильно поняли, значит, можно все объяснить. Иней повеселел. Глядя на Летена, он понимал, что ему и правда можно объяснить. Вот Шишову, например, объяснить ничего нельзя. И Ленькиному папке тоже нельзя. А Летену можно.
«И почему папка его так не любит?» – подумал Иней.
– Я думаю, вернется, – сказал он.
– Ну, что ж. Придется сидеть и ждать. Эх! – Летен потянулся. – Малины пособирать, что ли? Будем, как медведи, малиной питаться. Любишь малину, Инь?
Иней невольно улыбнулся.
– Медведи, – сказал Летен, – еще кедровые орехи любят. Интересно, можно тут найти шишки? Или лесной орех. Если орехи, ягоды есть и вода – так можно продержаться, пока не придет подмога. Ты как думаешь?
Иней фыркнул. Теперь он уже совершенно не боялся Летена. Тот и правда был как медведь – большуший, могучий, – но Иней рядом с ним чувствовал себя медвежонком.
– Хороший у тебя друг, – сказал Летен, – рыжий, с собакой.
– А вы с ним знакомы? – спросил Иней и примостился рядом на бревне.
– Можно и так сказать. Алик – парень добрый, все пытался его успокоить. Говорил, что ты в лагере, там по телефону не разрешают звонить. А друг – он сердцем чует. У меня тоже был такой друг. Он меня однажды от смерти спас.
Иней заморгал.
– Как это? – с трепетом спросил он.
– На войне, – сказал Летен и потрепал его по макушке. – Знаешь: сам погибай, а товарища выручай.
У Инея замерло сердце. Он понимал, что дядя Летя ничего ему не расскажет, и не спрашивал. Но он чувствовал что-то, похожее на братство. У дяди Лети тоже был самый верный, самый лучший друг. Он знает, как это.
А вот у папы не было такого друга. Жалко папу.
И вдруг одна мысль захватила Инея.
Папа уже много чему научил его. И у него все всегда получалось, сразу, как будто он правда был прирожденным волшебником. Сначала Иней считал, что папа ему втихую помогает, но с каждым разом росла его уверенность в себе. А такое Иней еще не пробовал делать, но дядя Летя был очень вдохновляющий, в смысле – на подвиги. Иней был уверен, что Ленька тоже чувствовал это. Наверно, и клятву с Леньки взял дядя Летя. Он был такой. Ему хотелось давать клятвы.
И рядом с ним так чувствовалось, что тебе все удастся, ты сможешь, дорастешь, добьешься. Он был очень сильный, дядя Летя. Папа тоже был сильный, но по-другому. Рядом с папой все остальные казались слабыми – вот как Шишов, который его напугался. А рядом с Летеном все становились сильнее.
Иней встал и сказал:
– Дядь Леть, а пойдемте.
– Куда?
– К Морю Имен.
– Куда?!
Иней помялся.
– Ну, – сказал он, – это то место, куда папа хочет попасть. И они сейчас туда с Аликом плывут. В лодке. Мне так кажется. То есть я знаю, только не знаю, откуда. Отовсюду.
Летен внимательно посмотрел на него.
– Ну, – пробормотал он, – братцы-кролики… И что?
– Ну вот они плывут, – сказал Иней. – В лодке. А туда можно еще по-другому прийти. По берегу. Мне так кажется, то есть я тоже отовсюду знаю.
Летен покачал головой.
– Мы же не дойдем без Алика, – сказал он раздумчиво. – Даже папка твой без него – никак.
– Нет, – Иней нахмурился, скорчил рожицу, с трудом подбирая слова. – Вы это… вы, главное, не смотрите. Когда смотришь, это мешает только. Вы глаза закройте, а я вас поведу прямо сразу к Морю. Если не закрыть, то придется идти через Гору Глаголов, Рощу Речей, Облако Обликов… далеко это, в общем. А я так быстро могу.
* * *
Ясень вытащил лодку на берег и пошел, утопая в мягком песке, вслед за сыном. В устье Река Имен, как всякая река, расширялась, но ненамного – мешали выступы скал. Зеленые берега Реки почти незаметно переходили в жемчужный пляж Моря.
Алей дошел до кромки прибоя и остановился.
Ветер пел в корабельных соснах, стройным частоколом вставших над берегом, но на Море царил штиль. Едва-едва колыхалась зыбь. Белый песок светился почти так же, как облачное небо над головой. На нем нетронутыми лежали огромные извилистые раковины, приоткрывая свою укромную розовость. В невероятно прозрачной воде видно было, как далеко уходит пологое дно, украшенное редкими округлыми, разноцветными камнями.
Алей повернул голову и увидел рельсы Нефритовой Электрички. Серебряные рельсы и яшмовые шпалы приподнимались над песком, столбы высились как сосны, и струнами пели провода. В этом песке тонули ноги, но тяжесть железнодорожного полотна он держал прочно. То ли полотно весило меньше пушинки, то ли в песке под ним пролегала опора. Рельсы уходили далеко по лукоморью и на горизонте, в теплой голубой дымке огибали горную кручу.
