– Разве ты сам не видишь свою роковую ошибку? Вспомни, чемуты учил меня! Много веков назад к тебе пришли молодые сатанисты и попросили,чтобы вы с Пандорой дали им все, что имели. Ты отказал им в драгоценном знании.А нужно было открыть им тайну Матери и Отца!
– Господи, с чего ты взяла?
– А когда Сантино просил тебя в Риме, нужно было привестиего сюда, в святилище! Нужно было показать ему те же тайны, что и мне. Тогда онне был бы твоим врагом.
Я пришел в бешенство. И это моя умница Бьянка?
– Не понимаешь? – продолжала она. – Неукротимыеглупцы не перестают творить культ из ничего! А ты мог дать им почву дляразмышлений! – Она пренебрежительно махнула рукой, как будто я вызывал унее отвращение. – Сколько десятков лет мы здесь сидим? И какова моя сила?Можешь не отвечать. Я знаю, сколько способна вынести. Я себя знаю. Но пойми же,я так хорошо понимаю наши возможности только благодаря их красоте и величию! Язнаю, как мы появились на свет! Я видела, как ты выпил кровь царицы. Видела,как ты очнулся от забытья. Видела, как затянулись твои раны. Но что виделАмадео? Что видел Сантино? А ты еще поражаешься их богохульству!
– Не называй это богохульством! – внезапно взорвалсяя. – Не говори о них как о культе! Я объяснил тебе, что на светесуществуют тайны, тайны, не поддающиеся объяснению. Но мы не служители культа!
– Ты открыл мне истину, – сказала она, – истину,заключающуюся в их парадоксальном существовании! – Она почти кричалараздраженным, совершенно чужим голосом. – Ты мог бы разбить крестовыйпоход Сантино, всего лишь позволив взглянуть на Священных Прародителей.
Я испепелил ее взглядом. Меня охватило безумие.
Я поднялся на ноги. Я гневно осмотрел святилище.
– Собирай свои вещи, – внезапно выпалил я. – Ятебя прогоняю!
Она спокойно сидела, как раньше, и смотрела на меня схолодным вызовом.
– Слышала, что я говорю? Забирай свои любимые платья,зеркала, жемчуга, украшения, книги, что хочешь. Я отправляю тебя подальшеотсюда.
Она долго смотрела на меня горящими неверящими глазами.
Но внезапно встала и поспешными движениями приняласьвыполнять мой приказ.
Уже через несколько мгновений она стояла передо мной,завернувшись в плащ, прижимая к груди свой сверток, и выглядела точь-в-точь,как бессчетные годы назад, когда я впервые принес ее сюда.
Не знаю, обернулась ли она посмотреть в последний раз наМать и Отца. Я ни на секунду не думал, что кто-то из них захочет помешатьчудовищному изгнанию.
Миг спустя я летел по ветру, не зная, куда ее пристроить.
Я впервые осмелился подняться так высоко и двигаться такбыстро, но обнаружил, что подобная задача мне по плечу. Я сам удивлялся своейскорости. Оставшаяся внизу земля хранила следы недавних войн, и нам то и делопопадались разрушенные замки.
В один из таких замков я и отнес ее, прежде убедившись, чтожители оставили разоренный город. Поместив ее в каменной комнате в развалинахкрепости, я отправился подыскать ей место на разрушенном кладбище для дневногоукрытия.
Довольно быстро я убедился, что она вполне способна здесьвыжить. В сгоревшей часовне нашлись подземные склепы. Спрятаться можно было гдеугодно.
Я вернулся к ней. Она стояла там же, где я ее оставил, сторжественным видом не сводя с меня блестящих овальных глаз.
– Не хочу тебя знать! – воскликнул я, дрожа отзлости. – Не хочу тебя знать! Как ты могла сказать такое! Как ты моглаобвинить меня в том, что Сантино похитил моего сына! Не хочу тебя видеть. Ты неможешь вообразить тяжести бремени, что я влачу на протяжении долгих веков! Тызнаешь, сколько раз я сожалел о своей ноше? Как ты думаешь, что твой дорогойСантино сделал бы, получив в свое распоряжение Мать и Отца? Скольких демоновпривел бы испить Могущественной Крови? А кто знает, что способны допустить Матьи Отец в своем молчании? Что нам известно об их желаниях?
– Плохо же ты заботишься о своей сестре, – холодноотвечала она, оглядываясь по сторонам. – Может быть, просто бросишь меня влесу на съедение волкам? Уходи. Я тоже тебя знать не хочу. Сообщи своим друзьямиз Таламаски, где ты меня оставил, вдруг они окажутся столь любезны, чтопредложат мне кровь. Уходи. Убирайся прочь! Ты мне не нужен!
Хотя вплоть до этой секунды я прислушивался к каждому ееслову, я оставил ее.
Прошло несколько часов. Я мчался по небу, не замечая, кудалечу, и восхищался открывавшимся внизу, в тумане, пейзажем.
Оказывается, я стал значительно могущественнее! При желаниия легко мог бы добраться до Англии.
Я увидел горы, затем море, но тут мне стало так плохо надуше, что оставалось только одно – приказать себе вернуться к ней.
Бьянка, что я наделал?
Бьянка, умоляю, дождись меня!
Я каким-то образом нашел обратный путь сквозь темное ночноенебо. Я нашел ее в углу каменной комнаты. Она оставалась сдержанной ихладнокровной, как в святилище, но когда я упал перед ней на колени, онанаклонилась и раскрыла объятия.
Целуя ее, я всхлипывал:
– Красавица Бьянка, красавица Бьянка, прости, прости,любимая!
– Мариус, я люблю тебя всем сердцем и буду любитьвсегда. – Теперь мы оба самозабвенно рыдали. – Дорогой мой Мариус, яникогда никого не любила так, как тебя. Прости меня.
Что нам оставалось? Мы проплакали целую вечность, а потом яотнес ее домой, в святилище, и успокаивал, причесывая ее, вплетая в волосытонкие нитки жемчуга, пока она не превратилась в воплощение чудесной красоты.
– Что я хотела сказать, сама не знаю, – каяласьона. – Конечно, им нельзя доверять. А покажи ты им царя и царицу, вполнемогла начаться ужасная анархия!
– Да, ты очень точно выразилась, – ответил я, –ужасная анархия. – Я быстро глянул на два неподвижных бесстрастныхлица. – Ты должна понять... Пожалуйста, если любишь меня, пойми, какая вних заключена сила. – Я внезапно замолчал. – Видишь ли, я скорблю поих безмолвию, но, возможно, они сделали такой выбор, чтобы сохранить мир и покойдля всеобщего блага.
Такова была сущность проблемы, и мы оба это сознавали.
Я страшился того, что может произойти, если Акаша встанет сосвоего трона, заговорит или сойдет с места. Разум подсказывал мне, что можетпроизойти катастрофа.
И все же в ту ночь, как и во все остальные, я верил, чтоесли Акаша очнется, от нее будет исходить божественная благодать.
Едва Бьянка заснула, как я опустился на колени в привычнойпочтительной манере.
