Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
– Жалеешь, небось, что Крит не отдал? – с усмешкой спросил я и, спохватившись, повторил вопрос по-французски.
Султан захрипел и потерял сознание, обмякнув на руках державших его лейб-конвойцев.
– Унесите! – приказываю своим парням. – Окажите медицинскую помощь! Накормите, напоите, переоденьте! Чтобы к завтрашнему дню он был как огурчик – ему еще капитуляцию подписывать. Да и на параде придется поприсутствовать – привяжем его к бамперу броневика…
Целебровский весело фыркнул.
– Альбертыч! Кто до такого способа транспортировки додумался? Вы ведь его чуть не уморили, черти! Но все равно – молодцы!!! Сверлите дырочки под ордена! Тебе, Альбертыч, Андрея Первозванного!
– Да ладно, государь, не за ордена воюем! – Политов-старший устало махнул рукой и откинулся на спинку дивана. Его лицо вдруг неуловимо быстро разгладилось – Владимир Альбертович, исполнив свой долг, мгновенно заснул.
Один из его бойцов коротко сообщил, что Целебровский не спит уже четвертые сутки, после чего снял с себя нечто камуфляжное, напоминающее пончо, и заботливо укрыл командира. Я смотрю, все тут начинают собственным ближним кругом обзаводиться…
Абдул-Хамид, бывший султан бывшей Блистательной Порты
Утром, как обычно, в спальню, осторожно ступая мягкими войлочными туфлями, вошел Керим. Низко поклонился и почти шепотом произнес:
– Солнцеподобный, утро уже настало, и тебя ожидают великие дела.
От этих слов Абдул-Хамид поморщился. Все его «великие дела» сводились теперь к чтению нескольких газет на французском и английском языках, а также одной газеты, издаваемой специально для турецких военнопленных на турецком языке. Русского языка он не знал, вернее – знал, но не в той мере, чтобы читать газеты на языке этих… этих…
Экс-султан замялся, подыскивая нужное слово, но так и не нашел. Порождения шайтана? Да сам шайтан убежал бы, поджав в ужасе хвост, от этих… Всего полгода тому назад он читал истерические доклады с фронтов о том, что вытворяют с его войсками новые чудовищные пушки, бронированные самоходные пулеметы, просто пулеметы. Несколько раз в донесениях сообщалось о последних, отчаянных штыковых боях на развалинах опорных пунктов и узлов обороны, когда аскеры – его аскеры! – утратившие уже страх перед смертью и инстинкт самосохранения, вставали навстречу русским гренадерам или армянским ополченцам с единственной целью – умереть, прихватить с собой как можно больше противников.
Но чаще докладывали о другом. О том, как его войска бегут, бросая оружие, бегут, спасая свои жалкие никчемные жизни, поднимают руки перед численно меньшим противником. Сначала он метался, точно тигр в клетке дворцового зверинца, писал указы, угрожал своим генералам всеми возможными карами, требовал остановить гяуров. Но даже казнь нескольких командиров дивизий и одного командира корпуса ничего не смогла изменить.
А потом случилось то, чего не могло случиться вообще никогда. В одном-единственном скоротечном и страшном морском бою в Мраморном море его союзники-англичане были разбиты наголову. Он был еще совсем ребенком, когда случилась трагедия в Синопе, но прекрасно помнил, какой ужас воцарился во дворце, когда Яхья-бей[208]принес весть о гибели эскадры Осман-паши. Но тогда можно было рассчитывать на помощь союзников, которые должны были прийти и дать окорот неверным, дерзнувшим вознести меч над Блистательной Портой, хранительнице заветов Пророка, а тут… Те самые союзники, повелители морей, даже не смогли убежать, как сделали его трусливые аскеры. Они погибли, словно нечестивые хашишины, сами бросившись на услужливо подставленный клинок…
Абдул-Хамид помотал головой, отгоняя тяжелые мысли, поднялся, позволил себя одеть и, тяжело приволакивая ногу из-за очередного приступа подагры, пошел к завтраку. Здесь суетился второй его слуга, Мустафа. Он уже выставил на низкий столик большой чайник, блюдо с ароматным пловом, миску со сливками и свежие лепешки. Тяжело вздохнув, бывший повелитель бывшей великой державы, а ныне – просто тучный, нездоровый мужчина, уселся на корточки перед завтраком.
Совсем недавно за его завтраком собиралась добрая сотня людей, подавалась тысяча блюд, а что теперь? Теперь на столе одиноко стоит плов, да и тот не с мясом, а с сушеными сливами. И он – один. А за окном – не парки Йылдыз-сарая[209], а просто сарай во дворе небольшого домика в занесенном снегом небольшом городке Уфа. Должно быть, во времена седой древности тут обитали какие-то его предки, ведь недаром название города созвучно со старинным словом «уба» – курган, холм. Возможно, что молодой белый царь что-то знал об этом, а потому отправил его доживать свой век на древнюю прародину. А может быть, и не знал ничего, а просто отправил ставшего ненужным пленника подальше, с глаз долой…
Еда казалась безвкусной. Здесь все было не так и все было не то. И снова мысленно Абдул-Хамид возвращался туда, к пышным дворцам, теплому ласковому морю и буйным зарослям роз…
Все! Оттоманская империя прекратила свое существование. Больше никогда не будет торжественного выхода по праздникам из «Пушечных врат»[210]к мечети Айя-София[211]. Больше не будет шумной, резкой, но такой прекрасной, отзывающейся в душе музыки, изящных танцовщиц и могучих, точно тельцы, борцов с лоснящимися от масла телами. Не будет прохлады гарема и жаркой неги купальни…
Ему вспомнились последние дни его султанства. Отчаянное бегство, когда во дворец вот-вот должны были ворваться вражеские воины и не было сил не то что остановить, а даже задержать их. На него накинули чадру, и в окружении нескольких слуг, оставшихся ему верными, он поспешил к выходу. Ежесекундно рискуя жизнью, ибо в городе еще сражались обезумевшие аскеры, да в районе старых казарм сопротивлялись инглизи, они добрались до берега. Дождались темноты и на маленькой рыбацкой фелюге, проскочив под самым носом у одного из русских кораблей, переправились через Босфор. А потом была бешеная скачка, тяжело сказавшаяся на уже немолодом теле и, наконец, прибытие в Болу, где его встретили остатки некогда великой армии. Несколько пехотных батальонов, конный полк и ала башибузуков – вот и все, чем он мог теперь располагать…
Кулаки стиснулись сами собой. Надо, конечно, надо было призвать весь народ к священной войне – газавату – против неверных. Надо было вооружить их всех, и тогда враг захлебнулся бы в крови! Но… побоялся. А еще понадеялся на то, что русские, как всегда, дойдут до Стамбула и остановятся. Не остановились…
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
