акцентом скомандовал водителю и двум пассажирам выйти из машины. Все трое вышли, а «командир» дал знак Лукачеру, и тот, обшарив всю машину, достал из-под сиденья мешочки с золотыми монетами. В это время Бихман незаметно залез под машину и кусачками перерезал бензопровод. Киббуцники умчались на своей машине еще до того, как контрабандисты поняли, что их ограбили.
Добыча составила фантастическую по тем временам сумму. Пятнадцать тысяч золотых фунтов стерлингов! На них купили оружие и в Эрец-Исраэль, и за границей.
Вопреки Маниной логике контрабандисты «побежали жаловаться», и полиция ринулась на поиски грабителей. Расследованием занялся еврейский отдел уголовной полиции. Полицейский, которому осведомитель кивнул на Маню Шохат, приехал в Кфар-Гилади провести обыск, но ему прозрачно намекнули, чтобы он уносил ноги, и он сразу понял намек.
А на грани провала Киббуц оказался, когда в Кфар-Гилади приехал к своему товарищу по гимназии молодой человек Барух Розенель. Его устроили на ночь в ту комнату, где казначей Киббуца держал под кроватью запертый ящик с оставшейся частью «эксовых» золотых монет. Ночью Розенель взломал ящик, взял золото и уехал в Тель-Авив. Там он хотел украсть велосипед, но попался, и при обыске у него нашли золотые монеты. Розенель тут же признался, что украл их в Кфар-Гилади. Казначею устроили очную ставку с контрабандистами, но они сказали, что это не он, а жители Кфар-Гилади сказали, что никакого золота в глаза не видели. Следствие по этому делу было поручено полицейскому офицеру Бехору Шитриту[901], хорошему другу Шохатов, который быстро изъял весь компрометирующий материал и замял дело.
После образования государства Израиль Бехор Шитрит стал первым министром полиции, а Барух Розенель вошел в историю Израиля как первый еврейский вор.
25
Шохат и Маня хорошо усвоили слова одного из руководителей Хаганы: «Если есть оружие без организации, ее в конце концов создают, но, если есть организация без оружия, ее в конце концов распускают». Так что после года изнурительной работы по ночам, втайне от всех жителей киббуцники оборудовали в Кфар-Гилади самый большой в стране оружейный арсенал.
О существовании арсенала кроме них знали еще несколько человек. Арсенал площадью в двадцать пять квадратных метров и высотой в два метра соорудили глубоко под землей и соединили еще с несколькими подземными помещениями. Опытный инженер, Манин брат Гедалья, спроектировал вентиляционную систему и установил генераторы, подававшие электричество. Штукатур Исер Бирнцвайг, которому завязали глаза и на веревке спустили под землю, обучил киббуцников белить стены так, чтобы не проникала влага. Во время Войны за Независимость Бирнцвайг уже под фамилией Бери стал начальником службы безопасности Хаганы. В арсенале были огромные запасы оружия: более трехсот ружей, шесть автоматов, сто семьдесят пистолетов и несколько тысяч патронов. Часть этого оружия отдали Трудовому батальону имени Иосефа Трумпельдора, состоявшему почти из пятисот новых репатриантов.
Шохат имел большое влияние на новых репатриантов и собирался пополнять ими Киббуц, а их поселения использовать под киббуцные базы. Но тут он встретил сопротивление своего старого противника — Бен-Гуриона.
Шохаты повели борьбу против Бен-Гуриона — того самого Грина, которого они не приняли в «ха-Шомер», сочтя его мечтателем, витающим в облаках. Теперь этот «мечтатель» набирал силу не по дням, а по часам. Он уже стал генеральным секретарем Гистадрута, куда кроме всех профессиональных союзов страны входил концерн сельскохозяйственных, промышленных, строительных и торговых предприятий. Бен-Гурион был идеологическим врагом Шохата. Первый верил в сионизм, второй, как написал позднее глава внешней разведки Мосад, уроженец Витебска Исер Харэль, идеализировал режим в Советском Союзе, что вело «(…) к слепому поклонению перед коммунистической идеологией, к отказу от сионизма и к предательству еврейского народа…»[902].
В 1923 году Бен-Гурион поехал в Москву на международную сельскохозяйственную выставку, надеясь договориться с советскими властями о легализации сионистского движения в России и о свободном выезде советских евреев в Палестину.
Шохат хотел заручиться поддержкой такой великой державы, как Советский Союз, в деле подготовки вооруженной и хорошо обученной армии для ведения партизанской войны с Англией, которую он считал злейшим врагом еврейского народа.
— Русским надо втолковать, — внушала Шохату Маня, — что мы здесь тоже строим социалистическое государство рабочих и крестьян. Представляешь, что будет, если Россия открыто поддержит идею создания еврейского социалистического государства в Эрец-Исраэль? Это же будет новая Декларация. Но не Бальфура, а Ленина. Русские должны понять, что, борясь против Англии, мы боремся с мировым империализмом. Поэтому мы с русскими — идеологические союзники. И вообще, они — наши должники. Мы им помогли сделать революцию в России, теперь пусть помогают нам сделать революцию на Ближнем Востоке.
На заседании руководства Киббуца было решено использовать деньги, оставшиеся после закупки оружия, для создания военной школы и женского батальона, для подготовки военных летчиков и для отправки «двух товарищей за границу, чтобы они изучили основы оборонной стратегии и партизанской войны». И в 1924 году Шохат, Иерахмиэль Лукачер и Пинхас Шнеурсон поехали в Германию закупить оружие и получить через советское посольство в Берлине въездные визы в Москву, чтобы зачислить Лукачера в советскую военную академию. Шохат хотел еще наладить в Москве связи с Советским Союзом на самом высоком государственном уровне.
Берлин ошеломил Шохата. Из больших городов он видел в своей жизни только Гродно и Иерусалим. Теперь он увидел весь мир в одном городе! Столица науки, искусства, политики и русской эмиграции! Какие огромные дома, сколько электричества, автомашин! А сколько красивых женщин!
Оказалось, что купить оружие в Германии 24-го года — плевое дело. Там все продавалось и покупалось, а при тамошней инфляции Шохат чувствовал себя миллионером. Он выдавал себя за турецкого гражданина, покупающего оружие для Албании. Большую партию оружия послали в Бейрут, откуда киббуцники переправили его в подземный арсенал Кфар-Гилади.
Вот только с зачислением Лукачера в советскую военную академию ничего не получилось, хотя у Шохата была рекомендация к советскому послу.
Эту рекомендацию ему дал Альберт Эйнштейн.
В два часа пополудни Шохат пришел к Эйнштейну, горничная попросила его обождать в гостиной, так как в это время профессор играет на скрипке. Через час Эйнштейн вышел к гостю. Шохат говорил с ним на идише в полной уверенности, что говорит по-немецки, но Эйнштейн его понял. Рассказал, что скоро поедет в Эрец-Исраэль, что его пригласили на открытие Иерусалимского университета, что оно состоится 1 апреля 1925 года…
— Вот я и выполню библейский завет «В будущем году в Иерусалиме!» — улыбнулся Эйнштейн, не соблюдавший библейские заветы, и спросил Шохата, какова цель его визита в Советский Союз.
