А посреди всего этого, на острие атаки, высоко и гордо стоял Молодой Джек Рэндом, обеими руками вертя тяжелый меч, и не было человека, который мог бы против него выстоять. Мечи противников не могли ни достать его, ни отбить его мощного удара, и люди за его спиной выкрикивали его имя как боевой клич. Финли и Евангелина держались прямо за ним и были слишком заняты, чтобы отвлекаться на зависть. Финли сражался на пределе сил, демонстрируя каскады великолепных приемов, которые исторгли бы бешеные крики восторга у его почитателей на Арене. Люди предпочитали поворачиваться и спасаться бегством, чем сойтись с ним лицом к лицу. Но Финли со своей волчьей улыбкой убивал всех. Он делал то, для чего был рожден, и упивался каждой минутой.
Евангелина защищала его спину с угрюмой решимостью. Финли научил ее работать мечом, хотя его темной радости битвы она никогда не разделяла. Для нее битва была средством достижения цели и ничем другим, и лишь иногда она подозревала, что для Финли средство и есть цель. Эсперная мощь Джулиана Ская потрескивала вокруг них в воздухе, отражая лучи дезинтеграторов и случайные гранаты. Время от времени он собирал свою силу и направлял пси-бурю на ряды Имперских Войск, и те беспомощно улетали под ударами штормового ветра, но в основном толпа сражающихся была так тесна, что это мало что давало. У Джулиана были также лучемет и меч, и он ими пользовался интенсивно и эффективно. Битва длилась и длилась, и уже обе стороны были готовы падать от изнеможения, но по-прежнему звал своих людей вперед Молодой Джек Рэндом – к смерти или к славе, к сокрушению Империи.
Повстанцы продвигались дюйм за дюймом, оплачивая каждый шаг кровью и смертью, и наконец возник перед ними в конце улицы бункер командного центра из камня и стали. Это зрелище воодушевило повстанцев, они издали триумфальный крик и ударили вслед за Молодым Джеком Рэндомом, все дальше оттесняя деморализованных защитников. Только узость улиц не давала тем обратиться в паническое бегство – да еще то, что бежать им было некуда. И потому они дрались отчаянно, как загнанные в угол крысы, кем они и были, и только силой отчаяния снова замедлили продвижение повстанцев.
Битва длилась, волны ее качались туда и обратно, и Тоби Шрек со своим оператором Флинном были в ее гуще, снимая все и передавая в прямом эфире всей Империи. Они парили над толпой на предоставленных им грависанях на такой высоте, чтобы не попасть под шальной луч, но достаточно низко, чтобы дать крупный план всего, что стоило крупного плана. Флинн посылал свою камеру вперед и назад над колеблющейся толпой, снимая самые острые моменты, а Тоби, перевесившись через борт саней, произносил скороговорку комментария охрипшим от дыма и долгих репортажей голосом. Они приняли все подкрепляющее из коллекции Тоби, чтобы сохранить бодрость и скорость реакции, и давно отбросили отстраненность и бесстрастность ради лихорадочной необходимости снимать историю в момент ее творения. Оба они знали, что такого репортажа у них уже не будет никогда. Они углядели знакомые лица Финли, Евангелины и Джулиана и радостно им помахали и попросили улыбнуться в камеру. Финли произнес короткий, но очень выразительный ответ, означающий, что он сейчас слишком занят, и Тоби про себя отметил, что при повторе это надо будет вырезать. Флинн заставлял камеру метаться, как ракету, стараясь снять самые кровопролитные сцены. Зрители знали, что они любят, а зрителей надо ублажать, чтобы они не переключились на другой канал, даже если на этом творится история.
Молодой Джек прорубал себе путь сквозь армию защитников, и льющаяся на землю кровь вскипала водоворотами вокруг его ног. Неутомимо взлетали и опускались его мускулистые руки, и ни разу еще враг не смог его коснуться. Ни на секунду не гасла его широкая улыбка, ни разу не моргнули спокойные глаза, как бы близко ни свистели вокруг мечи. Он сам наносил удары в основном по корпусу – короткие, быстрые взмахи, и его клинок входил в живот или в грудную клетку и вылетал в потоке крови и внутренностей. Страшные раны немедленно останавливали противника. Страшные крики боли и ужаса оказывали – вражеские войска сильное психологическое воздействие и воодушевляли повстанцев. И, может быть, только Евангелина, Финли и Джулиан нашли время подумать, что такие неприятные методы вряд ли подходят такому возрожденному герою, как Джек Рэндом. А Молодой Джек продолжал битву, призывая своих соратников к победе. Враги падали перед ним, и он, улыбаясь, шел по трупам. Одежда его пропиталась кровью – чужой кровью. И у конца улицы, у самых стен командного центра, он приостановился всего на миг, чтобы подмигнуть камере Флинна:
– Знаете, должен быть, наверное, более простой способ сокрушить Империю...
И вернулся к работе, и бойня продолжалась. А вверху, на санях, Тоби показал Флинну пять с плюсом. Герой, меченосец – и такое обаяние! Молодого Джека сам Бог послал. Публика сожрет это с потрохами. По сетям в антологиях новостей этот кадр будут показывать годами, кто бы ни победил сейчас. Тоби должен был признать, что куда как предпочитает Молодого Джека Рэндома его старому образцу, который встречал на Техносе III. Этот понимает, что такое хороший кадр. И слава Богу, что нашелся кто-то понимающий. У большинства повстанцев не было времени на разговоры с Тоби, а те, кто соглашался, обычно были слишком приземленными в своих комментариях. Хоть сам мелькай на экране.
Тоби направил сани как можно ближе к Молодому Джеку. Если сомневаешься, следуй туда, куда ведет тебя материал. Так он с Флинном оказался там, откуда была отлично видна граната, брошенная одним из защитников и почти неспешно летевшая к Молодому Джеку. Она пролетела мимо камеры Флинна, зависла в воздухе на долгое мгновение в вершине своей траектории и стала падать точно на Молодого Джека. Многие ее заметили и закричали Джеку предостережения, но в тесной толпе сражающихся бежать было некуда. Граната взорвалась точно перед ним, и тело его приняло на себя всю силу взрыва. Его отбросило в сторону, круша врагов и друзей, и ударило о высокую каменную стену. Стена качнулась и свалилась, погребя под собой людей. Еще десятки других, и солдат, и мятежников, пораженных осколками гранаты, лежали в крови и кричали.
Финли, Евангелину и Джулиана защитил наспех созданный эсперный щит Джулиана. Когда Джулиан его снял, Финли крикнул повстанцам, чтобы его прикрыли, и бросился к завалу щебня упавшей стены. Со всех сторон к нему неслись крики с призывами спасти Молодого Джека. Финли был уверен на сто процентов, что этот человек мертв, но если есть хоть тень надежды... Он стал разгребать щебень, Евангелина и Джулиан стали ему помогать. Еще многие бросились на помощь, но только путались под ногами. Джулиан стал отпихивать их силовым щитом, пока до них дошло. Финли и Евангелина продолжали копать. Довольно скоро стали попадаться части тел. Людям буквально оторвало руки и ноги силой взрыва. Они продолжали копать, пробиваясь через кровавые ошметки. Камера Флинна висела сверху, снимая все. Некоторые части тел еще шевелились. Финли и Евангелина прокопались через останки, вымазав руки в крови по локоть, и наконец нашли то, что осталось от Молодого Джека Рэндома. Секунду они стояли, остолбенев, и потом Финли поднял голову и заорал Тоби и Флинну:
– Отруби трансляцию! Немедленно!
Тоби перегнулся через борт саней, чтобы возразить, увидел то, что видел Финли, и сделал Флинну резкий и недвусмысленный жест, приказывая отключить камеру. Оператор кивнул и отключил передачу в эфир, но оставил камеру на месте, ведя запись. Тоби подвел сани поближе и остановился над головами Флинна и Евангелины, склонившихся над открывшимся корпусом предмета, который называл себя Джеком Рэндомом. Взрывом с него сорвало почти всю кожу, обнажив блестящую голубоватую сталь. Лица у него не было, остался только металлический череп. Глазницы были пусты, но белые зубы остались на месте, и странно было видеть человеческую улыбку на стальном черепе. Молодой Джек Рэндом оказался фурией, шпионом с Шаба, машиной в образе человека, скрытой под человеческой маской. Нижняя часть тела была серьезно повреждена упавшей стеной, и одной руки не было, но торс и голова были сравнительно невредимы. Фурия медленно подняла металлическую голову и кивнула Финли и Евангелине. Когда она заговорила, ее слегка раскатистый голос звучал почти дружелюбно:
