иного выхода попросту нет. К этому моменту он и впрямь, вероятно, слегка двинулся головой.
– Не смей говорить такое за пределами этого кабинета, – машинально сказал О’Келли. Кэсси дернулась – пожала плечами – и снова принялась царапать в блокноте.
Повисла тишина. Сам рассказ получился жутковатым – древним, как история Каина и Авеля, но с современным звучанием, и описать чувства, которые охватили меня, когда я слушал Кэсси, я не сумею. Я смотрел не на нее, а на наши расплывчатые силуэты в оконном стекле, но не слушать не мог. У Кэсси очень красивый голос, тихий, богатый интонациями и музыкальный, однако сами слова будто бы, шипя, расползались по стенам, темными пятнами застили свет, сплетали под потолком паутину.
– Доказательства есть? – спросил наконец О’Келли. – Или ты полагаешься на слова Доннелли?
– Надежных доказательств нет, – ответила Кэсси, – но связь между Дэмьеном и Розалинд доказать мы можем. У нас есть распечатки звонков, кроме того, оба подсунули нам ложную версию про несуществующего типа в спортивном костюме, следовательно, Розалинд косвенно причастна к преступлению. Однако доказательств, что она хотя бы знала об убийстве заранее, у нас нет.
– Разумеется, – невозмутимо откликнулся О’Келли, – можно было и не спрашивать. И вы, все трое, поддерживаете эту версию? Или это идея Мэддокс?
– Я поддерживаю детектива Мэддокс, сэр, – твердо заявил Сэм, – я весь день допрашивал Доннелли и полагаю, что он говорит правду.
О’Келли вздохнул и мотнул мне головой. По всей видимости, он полагал, что Кэсси с Сэмом только усложняют дело, самому же ему не терпелось закончить отчет и объявить расследование закрытым. Тем не менее О’Келли по природе не деспот и не станет навязывать подчиненным собственное мнение. Мне даже сделалось его жаль – вынужден искать поддержки у меня.
В конце концов я почему-то словно онемел и мог лишь кивнуть.
– Блестяще, – устало пробормотал О’Келли, – просто блестяще. Ладно. Показаний Доннелли недостаточно даже для обвинения, не говоря уж о приговоре. Нам нужно ее признание. Сколько ей лет?
– Восемнадцать. – После долгого молчания я захрипел. Пришлось откашляться. – Восемнадцать.
– Слава тебе, милостивый Господь. По крайней мере, допрос проведем без присутствия родителей. О’Нил и Мэддокс, тащите ее сюда, надавите на нее посильнее, напугайте до смерти и не останавливайтесь, пока не расколется.
– Не сработает. – Кэсси пририсовала дереву очередную ветку. – Психопата очень сложно вывести из себя. Чтобы напугать ее, нам придется приставить ей пушку к голове.
– Психопата? – удивленно переспросил я.
– Господи, Мэддокс, – раздраженно пробормотал О’Келли, – поменьше драматизма. Она же не съела свою сестру.
Кэсси подняла голову, и ее брови взлетели вверх, превратившись в ровные изящные полукружия.
– Я не про киношного психа говорю. Розалинд соответствует клиническому описанию психопатии. Отсутствуют угрызения совести и способность сопереживать, она патологическая лгунья, склонная к манипуляциям, обаятельна, обладает развитой интуицией, ей нужно внимание окружающих, занятия быстро ей наскучивают, у нее ярко выраженные нарциссические черты, она в штыки воспринимает любые возражения… Думаю, некоторые критерии я подзабыла, но остальное подходит, верно?
– Этого более чем достаточно, – согласился Сэм. – Погоди-ка, то есть если дойдет до суда, ее признают невменяемой?
О’Келли пробурчал что-то нелестное в адрес психологии вообще и Кэсси в частности.
– Она полностью вменяемая, – отрезала Кэсси, – это любой психиатр подтвердит. Это не психическое заболевание.
– Ты давно это поняла? – спросил я.
Кэсси исподлобья взглянула на меня:
– Первые подозрения у меня появились, когда я только познакомилась с ней. Но тогда это не имело отношения к расследованию, поскольку убийца явно не психопат, а у Розалинд было железное алиби. Вообще-то я собиралась тебе сказать, но разве ты поверил бы?
“Могла бы хоть попытаться”, – чуть не вырвалось у меня. Я заметил, как Сэм озадаченно переводит взгляд с меня на Кэсси.
– Как бы там ни было, – Кэсси вновь уткнулась в блокнот, – признания из нее все равно не выбьешь. Психопаты, как правило, не испытывают страха. Единственные доступные им эмоции – агрессия, скука или удовольствие.
– Ладно, – сказал Сэм, – понятно. А третья сестра – Джессика, да? Ей что-то известно?
– Не исключено, – ответил я, – они очень близки.
Уголок рта Кэсси сердито дернулся, когда она услышала последнее слово.
– Господи, – выдохнул О’Келли, – ей же двенадцать, так? Значит, без родителей не обойдешься.
– На самом деле, – проговорила Кэсси, не поднимая головы, – сомневаюсь, что от Джессики будет польза. Она полностью в подчинении у Розалинд. Уж не знаю как, но Розалинд совершенно лишила ее способности самостоятельно думать. Если мы найдем способ выдвинуть обвинение против Розалинд, то, возможно, рано или поздно мы и от Джессики чего-нибудь добьемся, но пока Розалинд живет в одном доме с ней, девочка от страха сказать что-нибудь не то вообще ничего не скажет.
Терпению О’Келли пришел конец. Он ненавидит неудачи, а напряженная атмосфера в кабинете, похоже, бесила его еще сильнее, чем наши споры.
– Отлично, Мэддокс. Премного благодарен. И что ты предлагаешь? Вместо того чтобы втаптывать в грязь чужие предложения, валяй, придумай нам что-нибудь годное.
Кэсси оторвалась от рисования и положила ручку поперек пальца, стараясь удержать ее на весу.
– Ладно. Удовольствие психопатам приносит власть над другими – возможность управлять ими, причинять боль. Думаю, нам надо сыграть на этом. Дать ей столько власти, сколько влезет, и посмотреть, как она с этим справится.
– В смысле?
– Вчера вечером, – медленно произнесла Кэсси, – Розалинд заявила, что мы с детективом Райаном любовники.
Сэм быстро повернулся ко мне. Я смотрел на О’Келли.
– Уж будьте уверены, я это помню, – мрачно проговорил он, – и хорошо, чтобы это было неправдой. Вы двое уже и так по уши в дерьме.
– Так и есть, – Кэсси устало отмахнулась, – это неправда. Она пыталась вывести меня из себя и нащупать болевую точку. Ей не удалось, однако точно она не знает. Возможно, я просто очень удачно притворялась.
– И?.. – не выдержал О’Келли.
– И, – ответила Кэсси, – я могла бы поговорить с ней. Скажу, что у нас с детективом Райаном уже давно роман, и буду умолять ее не выдавать нас, намекну, например, что мы подозреваем ее в причастности к убийству Кэти, и в обмен на ее молчание предложу рассказать, что именно нам известно.
О’Келли фыркнул:
– По-твоему, она купится?
Кэсси пожала плечами:
– Не вижу причин, почему бы и нет. Большинство из нас, сделав что-то ужасное, не готовы в этом сознаваться, даже если признание ничем им не грозит, но это потому, что мы не хотим, чтобы другие думали о нас плохо. Для этой девушки других людей не существует, они для нее не более реальны, чем персонажи компьютерной игры, а “хорошо” и “плохо” для нее лишь слова. По отношению к Дэмьену и Кэти она не ощущает
