жаловался на то, что искромсал один присланный опус, из-за этого ему крепко досталось от главного. Тот говорил, что его вызывали наверх и ставили клизму — чтобы впредь материалы Туманова не сокращали. Говорили, мол, такие материалы, которые присылаются в нашу поддержку, надо печатать полностью. Но знаете, удивительно было другое — статьи Туманова редактор носил куда-то на согласование, где их, по-моему, перечитывали и даже редактировали в нужном свете. Да, да, вы правы, пожалуй, Туманов был нашим человеком за границей.
Наш человек за границей...
Возможно, статьи Туманова использовались в пропагандистских целях, возможно, никакого греха за ним не водилось, не подозревать же его из-за того, что он печатался на родине у тех, по чьей вине оказался на чужбине. Не в этом дело. Дело в другом. Кому он передал исторические документы, полученные от “крысолова” и русских политиков, умиравших на чужбине? Где он спрятал бурцевский архив? Не среди тех ли бумаг остались записи, касающиеся нашей истории?
А к записям бесед Базили с Александром Ивановичем Гучковым, совершенным в тридцатых годах, мы ещё вернёмся. Без них не всё будет понятно в этой книге.
На время прикроем серую тетрадь.
Друг Гучкова
В жизни встречаются сюжеты похлеще, чем в романах.
Когда Александр Иванович Гучков получил письмо от Николая Александровича Базили, он был ошеломлён. За долгие годы жизни в эмиграции он встречался со многими своими знакомыми, но о Николае Александровиче забыл напрочь, словно его и не знал. После отъезда из России судьба столкнула его с разными бывшими знакомыми, а вот с Базили, с которым Гучкова связывали интересные события, свидеться так и не пришлось.
— Мы пережили с ним целую эпоху, — сказал Гучков жене. — Я, кажется, когда-то рассказывал тебе о тех событиях...
С Базили, который во время мировой войны был директором дипломатической канцелярии при Верховном главнокомандующем, Александр Иванович встречался при любопытнейших обстоятельствах: по поручению генерала М.В. Алексеева Базили составил акт текста об отречении от престола Николая II. Эпохальное было событие — конец трёхсотлетней династии Романовых, а выглядело тогда, как очередной российский бунт...
— Да, да, с ним я непременно должен встретиться, — твердил Гучков.
Мысленно он вернулся в прошлое, словно те дни, решившие судьбу России, были вчера, а не много лет назад. Вспомнил, как в марте 1917 года Базили приехал в Петроград с удостоверением, подписанным генералом Алексеевым, и сделал М.В. Родзянко, Г.Е. Львову, П.Н. Милюкову и ему, Гучкову, доклад о положении на фронте. То, что он говорил, свидетельствовало о серьёзном кризисе. К сожалению, не все тогда почувствовали угрозу, отнеслись к предостережениям прибывшего из Ставки Верховного главнокомандующего с прохладцей.
Гучков был одним из немногих, кто уловил первые признаки новой революции. При дворе помнили, что чуть ли не первым он предрёк гибель царского строя. Помнили и то, что он призывал представителей умеренных кругов общества встать в оппозицию правительству, чтобы в момент падения самодержавия проконтролировать формирование новой власти.
На Гучкова смотрели как на чересчур смелого человека. Его поступки удивляли, порой даже шокировали.
Летний кризис 1915 года вновь вывел Александра Ивановича на авансцену событий. В том году он стал председателем Центрального военно-промышленного комитета и, вопреки желанию царской семьи, членом Государственного совета. Год спустя, осенью 1916-го, Гучков со своими сторонниками М.И. Терещенко и Н.В. Некрасовым замышлял военный переворот. Но мощная волна революции свергла царский строй, и заговорщики не успели осуществить свои замыслы.
Вместе с Шульгиным Гучков вызвался отправиться в Псков к царю, чтобы вынудить его отречься от престола. Им тогда казалось, что это сможет спасти монархию и направить события в спокойное русло.
— Ледоход всё сметает на своём пути, — заметил тогда Шульгин. — Вам приходилось наблюдать, как взбухает на реке лёд? Он всё перетирает, что на нём... Устоять, Александр Иванович, при ледоходе просто невозможно.
Гучков видел не раз такую картину, когда ночью вдруг раздаётся тревожный треск, потом скрежет. В считанные часы река, покрытая ледовым панцирем, приходит в движение. А потом ледоход всё сметает. Ныне перед ними такая же ситуация — река спала, а теперь проснулась и понеслась, всё круша на своём пути. Но необходимо спасти положение, облагоразумить общество, иначе потомки их не поймут.
Политическая биография Гучкова, возможно, не всем хорошо известна.
Сын московского купца-старообрядца, он был крупным домовладельцем и промышленником, директором Московского учётного банка, членом правления товарищества газеты “Новое время”.
Окончив историко-филологический факультет Московского университета, он совершил рискованное путешествие в Тибет, был принят далай-ламой, с которым имел долгую беседу. Служил в Забайкалье, дрался на дуэли. Во время англо-бурской войны сражался на юге Африки на стороне буров, а потом махнул в Македонию, когда там вспыхнуло восстание против турецких поработителей. Воевал, разумеется, на стороне сербов, славян.
Во время русско-японской войны Гучков снарядил санитарный поезд, с которым отправился на Дальний Восток, но под Мукденом попал в плен к японцам.
Из плена он вернулся прямо в революцию.
Насилия не терпел. Крайние формы революции ему претили.
На ноябрьском земском съезде 1905 года он порвал с либералами-кадетами и их лидером П.Н. Милюковым и вместе с Д.Н. Шиповым основал “Союз 17 октября”.
Странная метаморфоза произошла тогда с ним. Насилие он ненавидел, но военно-полевые суды, введённые Столыпиным, приветствовал.
Все знали, что Гучкову принадлежит выражение “пламенный патриотизм”; он считал, что только патриотизм объединит большинство нации.
Внёс он свой вклад и в усмирение страны, равно как и в установление политической стабильности.
Все знали, что Гучков обеспечивал правительству Столыпина устойчивое большинство в Думе и укреплял третьеиюньский режим, который был установлен Петром Аркадьевичем.
Он один из немногих русских буржуазных деятелей, которые считали своим долгом для спасения государства испробовать и компромисс с властью, потому и настаивал на коалиционном правительстве и на этой основе сотрудничал со Столыпиным в качестве председателя Государственной думы.
Позже с Петром Аркадьевичем он поссорился. В дни министерского кризиса Гучков не простил премьеру насилия над конституционными основами, и потому их общение прекратилось.
Из серой тетради:
“Дружба Гучкова со Столыпиным завершилась в дни мартовского кризиса 1911 года. В знак протеста против действий Столыпина во время введения закона о земстве в западных губерниях Гучков отказался от поста председателя Думы, отошёл от политической деятельности и уехал по своим делам на Дальний Восток. Но он счёл своим долгом присутствовать на похоронах Столыпина, и если мне не изменяет память, в первую годовщину его убийства приехал в Киев...”
Встреча Гучкова и Базили
