Взгляд Майкла упал на Сьюзен. Она накрывала на стол. Темные волосы обрамляли ее лицо, с которого, казалось, улыбка не сошла ни разу с тех пор, как они возвратились в Штаты. От суровых замашек ничего не осталось, на их место пришли манеры уравновешенной женщины, вновь обретшей способность наслаждаться жизнью, бесспорно прекрасной внешне и духовно.
Кто знает, что принесет с собой будущее. Их отношения основываются на совместных переживаниях, приключениях, когда жизнь обоих висела на волоске, — непростое начало для романа. Они гораздо более разные, чем готовы себе в этом признаться. Но будет это Сьюзен или другая женщина, Майкл знал, что Мэри хочет, чтобы он обрел новую любовь.
Он посмотрел на золотое кольцо на туалетном столике и задумался. Наконец продел его в золотую цепочку и, обведя цепочку вокруг шеи, щелкнул застежкой. Теперь кольцо висело у него на груди. Ему было странно и непривычно, палец казался голым, но он решил попробовать. Больше он не будет оплакивать Мэри, но помнить и благодарить ее никогда не перестанет.
— Эй, знаешь, о чем мы еще не поговорили? — Буш вырвал Майкла из его размышлений, входя в комнату и протягивая ему холодное пиво.
— О чем?
— О твоем отце.
— В смысле о Стефане?
— Ну да, о твоем отце. Тебе не приходило в голову?
— Что?
— Что твой отец богач. — Буш выразительно поднял брови.
Майкл с улыбкой кивнул.
— Кстати. — Открыв дверцу туалетного столика, он извлек оттуда мешочек. — Протяни руку.
Вопросительно глядя на друга, Буш поставил пиво и протянул руку ладонью вверх. Майкл развязал мешочек и выложил содержимое на гигантскую ладонь Поля.
Глаза Буша расширились: он с изумлением смотрел на рубиновое ожерелье, добытое Майклом в Либерии; в вечернем солнце красные камни зажглись и словно ожили.
— Что мне с этим делать?
— Это лото, результат сегодняшнего розыгрыша… Приз предоставлен Иваном Грозным.
— Понятно, но они не подходят к моим глазам. — Буш улыбнулся.
Взяв один камень, он покрутил его, ощутил пальцами гладкость и тепло драгоценности, полюбовался красотой.
— Сколько все это стоит?
— Честно говоря, это бесценно. Я мог бы отдать камни перекупщику, и ты будешь обеспечен на всю жизнь, на десять жизней, если захочешь.
— Ну не знаю, я, конечно, ценю и все такое, — протянул Буш, по-прежнему любуясь рубинами. — Но когда я гляжу на всю эту красоту, мне приходит на ум старинная поговорка: ожидание лучше свершения. После всего, через что мы прошли, я больше не ищу легких путей. Наверное, это карма. Пожалуй, отдам Дженни, скажу, что это хорошая подделка. Может, она смилостивится и начнет со мной разговаривать.
Был уже десятый час вечера; все давно ушли, улыбаясь, даже Поль с Дженни — за десертом они наконец опять заговорили друг с другом. Дом затих, Ястреб и Ворон крепко спали перед камином.
Расположившись на софе в своей большой гостиной, Майкл рассматривал разложенную перед ним карту подземной части Кремля. Задумчиво глядя на неяркий огонь, разожженный в камине в прохладную летнюю ночь, он размышлял о том, какие ценности остались сокрытыми в этом тайном мире. Карта ведет к позабытым богатствам и материальным свидетельствам истории. И теперь, когда жизнь его близких больше не висит на волоске, кто знает, может быть, однажды…
В рассветный час Майкл стоял на кладбище Бэнксвилл, среди могил ушедших от него людей: Мэри, его приемных родителей Сент-Пьеров. Он был один и до глубины души отдался скорби. Опустошающее чувство потери полностью овладело им.
Еще раньше он неожиданно проснулся. В спальне было темно, и часы показывали четыре ночи. Она тихо сидела в любимом кресле Мэри. Ее появление ничуть его не удивило, как будто он знал, что она придет.
— Она передает тебе благодарность, — тихо произнесла Женевьева.
Майкл улыбнулся, но не нашелся что сказать.
— Она говорит, что теперь наконец может отдохнуть и не беспокоиться о тебе. — Голос Женевьевы был подобен легкому ветерку. — Она, правда, добавила, что стирки накопилось слишком много и что не помешает иногда размораживать холодильник, но этим ты сможешь заняться, когда проснешься.
Майкл перевернулся на другой бок. Лучи восходящего солнца уже проникли в окно. В кресле никого не было, на сиденье высилась кипа нестираного белья. Ястреб и Ворон все еще спали в изножье постели. Майкл быстро встал и оделся. Проходя через гостиную, в компании тут же встрепенувшихся и увязавшихся за ним собак, он бросил взгляд на только что повешенную над каминной доской картину: ангел с распростертыми крыльями в сверкающем сиянии утренних лучей.
Когда колеса его пикапа прошуршали по гравию подъездной дорожки кладбища, замедляя ход, он бросил взгляд на свои руки, сжимающие рулевое колесо. Руки загорели, но там, где прежде было кольцо, теперь белела полоска. Это показалось ему таким неестественным.
И сейчас, ранним утром, у могилы Мэри, он чувствовал, как кольцо на цепочке давит, тянет вниз. В голове был туман, дымка сновидения еще не рассеялась. Он не решал специально прийти сюда, просто почувствовал острую необходимость это сделать. Он скучал по жене, ему недоставало ее, он нуждался в том, чтобы ощутить ее присутствие. Одиночество вновь навалилось на него, и оно было удушающим. Майкл знал, что он совершенно один.
И вдруг, бросив взгляд вдаль, он увидел ее. Она улыбалась так тепло, от ее лица исходило сияние. Он вспомнил ее письмо, те слова…
«Семья делает нас целостными, она одна способна заполнить пустоту, образовавшуюся в сердце, и вновь подарить надежду, которая кажется навсегда утраченной.
Я люблю тебя, Майкл. Я всегда буду тебя любить, всегда буду с тобой, навеки останусь в твоем сердце».
Мэри нежно кивнула ему. Майкл хотел было улыбнуться в ответ, но тут сонливость рассеялась, и иллюзия растворилась в утреннем тумане.
Неподалеку захрустел гравий. Подъехала и остановилась машина. Кто-то негромко прикрыл дверцу. Послышался звук приближающихся шагов. Майкл почувствовал, как ему на плечо легла рука; эта ладонь источала силу и утешение. Когда он повернулся и его взгляд встретился со взглядом Стефана, взглядом отца, на сердце у него потеплело и в душе забрезжило чувство, которое он считал утраченным навсегда.
Надежда.
