Эдикт о ценах, изданный Диоклецианом в 301 г., из всех испанских продуктов упоминает только церетанский окорок, астурийскую шерсть и, может быть, гарум (Ed. Diocl. 4, 8; 25, 7; 3, 6; 7); нет ни бетийской шерсти, столь прославленной в свое время Страбоном и Марциалом, ни бетийского же масла, ни тарраконского вина. При перечислении тарифов на перевозки по определенным морским путям эдикт упоминает только пути в Испанию (Ed. Diocl. 28; 35, 15—17, 67—69), но ни одного из Испании[1343]. Создается впечатление, что Испания в это время была только потребителем, но не экспортером, а те испанские товары, которые все же упоминаются, шли через каких-то посредников. Такое впечатление подтверждает и «Морской итинерарий», датируемый первыми годами правления Диоклециана[1344]. В нем перечисляются пути из Испании только в Тингитанскую и Цезарейскую Мавританию (495, 2—496, 2; 510, 2—513, 3). В Испании в 260—280-х гг. не было изготовлено ни одной мозаики[1345]. Потребителями мозаик были богатые латифундисты, но в трудные и беспокойные годы они, по-видимому, предпочли затаиться и не заниматься украшением своих имений.
Результаты кризисаВ 284 г. на востоке императором стал Диоклециан. В следующем году его соперник Карин, правивший западом, был убит, и Диоклециан стал повелителем всей империи. С этого времени начался выход империи из кризиса. Кризис 193—285 гг. был всеобъемлющим, он потряс самые основы античного мира. Это же произошло и в Испании. Конкретные результаты кризиса в двух различных зонах Испании оказались разными.
В романизованной зоне юга и востока Испании число сельских вилл резко сократилось, и за их счет широко распространились виллы, бывшие центрами обширных латифундий, которые, как показывают раскопки, образовались в результате слияния нескольких небольших имений, ранее принадлежавших разным собственникам[1346]. Как и в первой половине века, многие из них находились в окрестностях больших городов[1347], но большинство их все же возникло на периферийных территориях. Большинство названий вилл, происходящих от имен их первых владельцев, образовано с использованием суффикса -еn, характерного, по мнению Р. Менендеса Пидаля, для языка некультурных слоев населения, включая сельских рабов. В списках топонимов современной Андалусии, более или менее совпадающей с римской Бетикой, насчитывается 118 таких названий[1348]. Видимо, владельцы таких вилл происходили далеко не из самых культурных кругов провинциального населения. Среди имен первых владельцев латифундий практически нет тех, какие засвидетельствованы для лиц, игравших хоть какую-то видную роль в республиканское или раннеимперское время. Перед нами — новые люди, не связанные со старой муниципальной и провинциальной аристократией.
Сельское население, вероятно, влияло и на городское (а не наоборот, как это было ранее). Свидетельством такой культурной рустификации является происшедшее, хотя еще и неофициально, изменение названия Нового Карфагена: именно в III в. этот город, по-видимому, и стал именоваться Картагеной[1349].
Сам город, однако, не исчез. Некоторые ранее процветавшие города пришли в упадок[1350], размеры городов сократились[1351], во многих городах самыми пышными и богатыми строениями теперь оказываются не общественные здания и храмы, а частные дома богачей. В Малаке, например, после разрушений 60-х гг. не восстанавливается театр[1352], а ведь именно театр раньше был одним из зримых знаков принадлежности к римскому обществу, приверженности римскому образу жизни. Но сохранилась муниципальная организация города. Города по-прежнему управлялись куриями и магистратами. Их юрисдикция распространялась на окружающую территорию, хотя та и уменьшилась из-за развития латифундий и императорских имений. За городом сохранялось право и даже обязанность иметь свои вооруженные силы: именно они позволили городам сопротивляться германцам не только в V, но и в VI в., а вестготские короли в том же VI в. предписывали наместникам использовать в полицейских акциях военную силу городов[1353].
Экономическое значение города снизилось. Одни виды ремесла, в первую очередь те, которые обслуживали городскую элиту, как, например, производство портретов, так и не возродились. Другие вновь набрали силу. К ним относится изготовление керамики, происходившей от более ранних форм, но более низкого качества[1354]. Некоторые города сохраняли роль торговых центров[1355].
Города этой зоны продолжали основываться на мелкой и средней собственности античного типа. Ремесленники объединялись в коллегии, как fabri Subidiani (Vives, 5822). На земледельческой территории существовали средние имения куриалов, как теперь стали называть членов высшего сословия горожан (раньше их именовали декурионами), и мелкие владения «сельского плебса», т. е. крестьян, являвшихся частью муниципального коллектива[1356]. На муниципальной территории сохранился паг (CIL II, 1082). В таких имениях натуральное хозяйство развиваться не могло, и муниципальные землевладельцы, как и горожане в целом, нуждались в торговле. Недаром наибольшее количество обычного импорта (не произведений искусства) найдено именно на юге и востоке Пиренейского полуострова[1357].
