Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
В конечном счете все упиралось в отставание тогдашнего СССР от Запада по уровню общей культуры населения. «Я бы сказал, там грамотный народ, культурный, – отмечал, например, весной 1936 г., вернувшись из поездки по Западной Европе, командующий войсками Белорусского военного округа И.П.Уборевич. – Хотя мы их культуру называем буржуазной, но я думаю, что знать хорошо математику, географию, естественные науки – неплохо»2. «Испытания интеллигентности», проведенные в годы войны немцами среди советских военнопленных, показали, что, хотя группа с интеллектуальным развитием выше среднего обнаружила «выдающиеся знания и одаренность, превосходящие западноевропейский уровень», группы с развитием средним и ниже среднего (а к ним, как и у других народов, принадлежало около 75% испытуемых) «оказались значительно ниже германского уровня»...3 Советским вузам неоткуда было получать человеческий материал для того, чтобы готовить в необходимых количествах высококвалифицированных инженеров; школам ФЗУ, техникумам, школам младших авиационных специалистов неоткуда было получать человеческий материал, чтобы выпускать в необходимых количествах высококвалифицированных рабочих, мастеров, техников, мотористов, воздушных стрелков и т.п. Летным школам ВВС неоткуда было получать человеческий материал для подготовки в необходимых количествах по-настоящему грамотных командиров, летчиков и штурманов – людей, не только получивших специальные знания, но и привыкших эти знания применять на практике, т.е. привыкших анализировать вновь сложившуюся ситуацию и подбирать (опираясь на свои теоретические познания) оптимальный для этой ситуации вариант решения задачи – привыкших, иначе говоря, думать, заниматься интеллектуальной деятельностью. Ведь культуру мышления формирует общее образование: учась в общеобразовательной школе, человек постоянно сталкивается с новой информацией (в виде нового учебного материала) и постоянно же пытается использовать эту информацию в своих интересах, запоминая и анализируя учебный материал – если и не для овладения знаниями, то хотя бы для того, чтобы не иметь неприятностей в школе и дома, получить документ об образовании и т.п. А в СССР только в 1935 г. было принято твердое решение принимать в военные школы (с 16 марта 1937 г. – военные училища) лиц с общим образованием не менее 7 классов; только год спустя, в 1936-м, это решение воплотили в жизнь и только еще через год, в 1937-м, повысили общеобразовательный ценз для кандидатов в курсанты до 8 классов. Значительная часть советских авиационных командиров Великой Отечественной – те, кто командовал в ней воздушными армиями, авиакорпусами, авиадивизиями, авиаполками и даже частью эскадрилий – получала военное образование до конца 30-х. А, например, на 15 июля 1933 г. среди курсантов военных школ Воздушных Сил РККА окончившие 9 классов (т.е. полную среднюю школу) составляли лишь 12,4%, окончившие 7 классов (т.е. неполную среднюю школу) – лишь 26,1%; у 58,1% было лишь низшее (1—6 классов) общее образование, а 3,4% вообще никогда не учились в общеобразовательной школе!4 В военных академиях РККА еще на 1 января 1930 г. 44,4% слушателей имели лишь низшее общее образование, а у 0,3% не было никакого5. Общеобразовательная подготовка, осуществлявшаяся в военных школах и академиях, могла дать кое-какие знания, но нехватку умственной тренировки, полученной в наиболее восприимчивом детском возрасте, – той тренировки, которая приучает знания применять! – компенсировать уже не могла...
Да и 7—8 классов советской школы 20—30-х гг. – которая только в 1932—1934 гг. отказалась от «революционных» экспериментов вроде бригадного метода обучения, отмены требований заучивать теоретический материал, учебников, экзаменов и прочего «наследия царской школы» – очень часто были лишь фикцией неполного среднего образования. «Даже лица, формально имеющие 7-летку, – отмечал, например, в 1933 г. начальник Главного управления и (sic!) военно-учебных заведений РККА Б.М.Фельдман, – фактически имеют очень низкие знания»; «большое количество формально окончивших 7 и больше классов средней школы, а фактически не обладающих достаточной и удовлетворительной подготовкой» было принято в советские военные школы и в 1935-м6. «У нас имеются инженеры, техники, – констатировал весной 1936 г. И.П.Уборевич, – которые не знают, под каким соусом едят термодинамику, не знают простых дробей, потому что в средней школе черт знает что делалось»...7
Поэтому и военное образование, полученное многими советскими авиационными командирами Великой Отечественной, оказывалось зачастую тоже лишь формальным. «Наши слушатели всех академий, – отмечал 9 декабря 1935 г. на заседании Военного совета при наркоме обороны К.Е.Ворошилов, – воют, что им такими темпами преподают, что они не успевают воспринимать, и поэтому движение вперед идет на холостом ходу». Ведь мы, пояснил нарком, «принимаем людей неподготовленных», вот они и «не успевают переваривать то, что им дают»...8 Отсутствие привычки к умственной работе мешало не только усваивать знания, но и применять их на практике. Закономерный результат такого положения дел зафиксировал в феврале 1941 г. германский военно-воздушный атташе в СССР Г.Ашенбреннер: «Командование советских ВВС косно [...]»9.
В значительной степени эта нехватка в довоенном СССР общей культуры была обусловлена объективными причинами – более поздним по сравнению с Западом началом промышленной революции в России, более поздним началом распространения всеобщей грамотности (если в Пруссии всеобщее начальное образование было введено в XVIII в., то в нашей стране – лишь в 1930 г.). Но была и субъективная причина – социальная политика большевицкого руководства 20-х – середины 30-х гг., являвшаяся фактически политикой деинтеллектуализации вооруженных сил. Конечно, такой задачи сознательно никто не ставил, наоборот, власти на каждом шагу подчеркивали важность образования, необходимость овладения разносторонними знаниями. Однако на практике получалась именно деинтеллектуализация: ведь на протяжении многих лет (отказываться от этого стремления начали лишь в 1933 г., а окончательно отказались в 1936-м) военно-учебные заведения целенаправленно стремились укомплектовать теми, кому и знаниями и умением их применять овладеть было труднее всего – рабочими и крестьянами, т.е. лицами с совершенно недостаточным уровнем общего образования. Охарактеризованный нами выше ужасающий средний общеобразовательный уровень советских курсантов-авиаторов образца 1933 года и был платой за их «ценный по своим социальным и партийным признакам состав»: рабочих и крестьян – 96,5% (рабочих – 79,4%), коммунистов и комсомольцев – 98,2% (коммунистов – 80,5%)10. А сколько способных и подготовленных кандидатов в летные школы было еще на рубеже 30-х и 40-х гг. отбраковано по социально-политическим мотивам пресловутыми мандатными комиссиями?
Неизбежным следствием этого курса на «орабочивание командных кадров» стало снижение уровня требовательности при подготовке командиров и военных инженеров. Ведь иначе малограмотным курсантам и слушателям – которые, однако, «по социальному и партийному положению могли бы стать хорошими командирами [sic! – А.С.]»11 – просто не удалось бы окончить военную школу или академию! «В военных академиях и училищах отмечается низкая требовательность, имеет место завышение оценок»12, – констатировала еще в мае 1940 г. комиссия секретаря ЦК ВКП(б) А.А.Жданова.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
