Книга Капут - Курцио Малапарте

Они тоже расстроились. Де Фокса уезжал расстроенный. Перед отъездом он попросил генерала Эдквиста подержать пленных еще какое-то время под охраной и ничего не решать без его ведома. Перед посадкой в вагон он сказал мне:

– Это все ты, Малапарте, это по твоей милости я оказался в таком положении.

Его голос дрожал, а в глазах стояли слезы.

– Я не могу больше думать о судьбе этих бедных парней. Я обожаю их, я горжусь ими, они настоящие испанцы. Да, настоящие испанцы, гордые и храбрые. Ты понимаешь… Нужно сделать все возможное для их спасения. Я рассчитываю на тебя.

– Я сделаю все. Обещаю тебе, они останутся живы. Adios, Августин.

– Прощай, Малапарте.

Я каждый день приходил к пленным, пытался переубедить их, но все было напрасно.

– Мы вам благодарны, – говорили они, – но мы – коммунисты и никогда не признаем Франко.

Однажды генерал Эдквист вызвал меня к себе.

– Пойдите посмотрите, что там происходит с этими пленными. Они чуть не убили одного из своих, непонятно почему.

Я пошел к пленным. Один из них сидел окровавленный в углу на земле под охраной финского солдата, вооруженного suomikuonipistoli, знаменитым финским автоматом.

– За что вы его?

– Он предатель, – ответили мне, – un traditor, предатель.

– Это правда? – спросил я раненого.

– Да, я предатель. Я хочу в Испанию, я больше не могу. Я не хочу умирать. Хочу вернуться в Испанию. Я испанец и хочу в Испанию.

– Он предатель! Un traditor! – сказали его товарищи и посмотрели на него полным ненависти взглядом.

Я приказал поместить «предателя» в отдельный барак и телеграфировал де Фокса: «Предатель хочет вернуться в Испанию приезжай скорей».

Через два дня приехал де Фокса. Шел снег. Снег слепил глаза, льдинки вылетали из-под копыт лошадей и били в лицо. Увидев меня, де Фокса сказал:

– Чего ты опять вмешиваешься не в свое дело? Скажи на милость, чего ты лезешь в дела, которые тебя не касаются? Ты прекратишь когда-нибудь впутывать меня в эти дела? Где этот предатель?

– Под арестом, Августин.

– Ладно, пошли к нему.

Предатель встретил нас молчанием. Это был парень лет двадцати, светлоглазый и очень бледный блондин. Блондин, какими бывают испанцы-блондины, и светлоглазый на испанский манер. Он заплакал и сказал:

– Я предатель. Yo un traditor. Но я больше не могу. Я не хочу умирать. Я хочу в Испанию.

Он плакал и смотрел на нас глазами, полными страха, надежды и мольбы. Де Фокса был тронут:

– Не плачь, – сказал он, – тебя отправят в Испанию. Там тебя хорошо встретят, простят, ведь не твоя вина, что русские сделали из тебя коммуниста, когда ты был еще мальчиком. Не плачь.

– Я предатель, – сказал пленный.

– Мы все – предатели, – неожиданно сказал де Фокса тихим голосом.

На следующий день де Фокса дал пленному подписать заявление и в тот же день уехал. Перед отъездом он зашел к генералу Эдквисту:

– Вы – джентльмен, – сказал он, – дайте мне слово, что эти бедняги не погибнут. Это настоящие парни, они скорее умрут, чем отрекутся от своих убеждений.

– Да, они настоящие парни, – сказал генерал Эдквист, – я солдат и уважаю мужество и стойкость врага. Даю вам слово. Я уже получил согласие маршала Маннергейма. С ними будут обращаться как с военнопленными. Поезжайте и не тревожьтесь, я отвечаю за их жизнь.

Де Фокса молча пожал руку генералу Эдквисту, от волнения будучи не в состоянии произнести ни слова больше. Подойдя к поезду, он улыбнулся:

– В конце концов, – сказал он, – ты втянул-таки меня в эту историю! Я телеграфирую в Мадрид, а когда придет ответ, посмотрим. Спасибо, Малапарте.

– Adios, Августин.

– Adios.

Через несколько дней пришел ответ из Мадрида. Пленного отправили в Хельсинки, где его встретили испанский офицер и унтер-офицер. «Предателя» отправили самолетом сначала в Берлин, а потом в Испанию. Было ясно, что испанские власти хотели инсценировать прецедент. Пленного окружили вниманием, он уезжал в веселом настроении.

Два месяца спустя я вернулся в Хельсинки. Была весна, деревья на Эспланаде выпустили первые нежно-зеленые листики, птицы щебетали на ветках. Море в конце Эспланады было тоже зеленым, оно тоже казалось покрытым зелеными листьями. Я зашел за де Фокса на его виллу в Бруннспаркене, и мы вместе пошли вдоль моря по направлению к отелю «Кемп». Остров Суоменлинна был белым от птичьих перьев после линьки.

– А как там пленный предатель? Есть о нем известия?

– Опять? – вскричал де Фокса. – Да какое тебе до него дело?

– Я сделал кое-что для этого человека, я спас ему жизнь.

– Я лишился моего поста из-за этого типа! Все по твоей вине.

И он рассказал мне, что «предатель» благополучно прибыл в Мадрид. Он посещает кафе, театры, бои быков, стадионы, кинотеатры. При виде его люди говорят:

– Видишь того парня? Он был коммунистом, его взяли в плен на русском фронте, он воевал на стороне русских. Он захотел вернуться и признал режим Франко. Молодец парень, хороший испанец.

А «предатель» говорит:

– И это кафе? Видели бы вы кафе в Москве.

И смеется. Потом говорит:

– И это театр? Кино? Видели бы вы театры и кино в Москве.

И смеется. Ему показали стадион. Он громко говорит:

– И это стадион? Видели бы вы стадион в Киеве.

И смеется. Люди окружили его, а он громко говорит:

– И это стадион? Киевский стадион, вот это стадион!

И смеется.

– Ты понимаешь, – сказал де Фокса, – нет, ты понимаешь? И все по твоей вине. Все это по твоей вине. В министерстве в Мадриде все ополчились против меня. И все по твоей вине. Это научит тебя не вмешиваться не в свои дела.

– Но все-таки что они сделали с тем парнем?..

– А что ты хочешь, чтобы с ним сделали? Ничего с ним не сделали, – сказал он странным голосом, – да и какое тебе до этого дело?

Он улыбнулся:

– Его похоронили по католическому обряду.