лица земли. Если условия его не будут приняты — идти прямо на Пекин, бить из пушек по городу и по императорским дворцам. Но этого мало. Чтобы отбить Путятину охоту мешать союзникам и совать нос не в свои дела, Элгин затребовал у Лондона позволения отправить весной эскадру кораблей под командованием бывалого в тех местах коммодора и морскую пехоту в Приморье и занять там южные гавани, пробивать дороги через дебри Уссурийского края к верховьям рек и выходить к древним землям маньчжур, хватая за горло этим царствующую династию, грозя оскорбить память ее предков, могилы и их Отчизну. Он знает, что все это значит для нас. Он делает не только фланговое движение, пугая китайцев, он хочет разрубить узел и при этом занять для Великобритании лучшие в мире гавани. А у нас находятся голоса, которые несут черт знает какую ахинею.
— Государь сказал, что для того, чтобы там немедленно действовать, нам надо знать, какими силами мы располагаем, а главное, в чем там наша цель и где предел наших интересов и требований. Ему с разных сторон в течение всех этих лет несут кому что вздумается. Великого князя Константина в Петербурге сейчас нет. Государь желает, чтобы мы твердо знали географию страны и стратегию наших действий. Надо знать предел наших прав, утраченных еще при последних московских царях, и в какой степени мы можем ссылаться на Нерчинский договор. Я всегда твердил, что какими бы ни были права, но отдавать их англичанам и французам мы не смеем. Получается, что мы не сумели, Пальмерстон вполне одобряет намерения Элгина. Свято место пусто не бывает. За ними дело не станет. Им проглотить еще одну колонию, завезти в нее кули и завалить товарами ничего не стоит. Вернее, стоит, но… вы сами знаете и видели. Или Приморье возвращается к нам, или мы теряем его безвозвратно. Пекинские власти не видели и не увидят его никогда, как своих ушей. Как и родовые земли династии, англичане все заселят китайцами, как Гонконг. Скажу больше, что в случае успеха англичан в Китае они обяжут китайцев стать своими союзниками и открыть им все реки для плавания коммерческих и военных флотов всех держав. В Лондоне и о наших намерениях все прекрасно знают. Они хотят устроить Пекину железные клещи.
— Откуда у государя эти сведения?
— От русских шпионов из Лондона. У наших тайных канцелярий и министерств есть надежные люди. Основы нашего шпионажа заложены давно. Дело это возведено Бенкендорфом и Нессельроде на новую высшую ступень. Нессельроде сам был английским шпионом. Про это знали. Значит, существуют шпионы в самом английском правительстве, равные ему по положению, которые подают в Петербург самые верные и новейшие, наи-сек-рет-ней-шие сведения! Шпионы должны быть в их адмиралтействе. Они есть и в газете «Таймс», из самых злейших наших врагов, печатающих самые ядовитые статьи, в которых и Пальмерстон, и Герцен объявлены русскими шпионами, которые продались за наше русское золото царю.
— Когда я был в Лондоне, я, как всегда, придерживался самых дружественных отношений с их достойными и сановными шпионами. Это меня умные люди научили, мол, теперь в Европе все шпионы, не ссорься ты с ними, обходись по-товарищески, держи ухо востро и наблюдай, от них можно узнать больше, чем из газет, если потом вспоминать систему их вопросов, в которых дело они мешают с бездельем. А, кстати, где сейчас Сибирцев?
— Сибирцев поехал из Иркутска в верховья Амура. Мы готовим сплав. Пойдет посольство для переговоров, научная и военная экспедиция, и маршрут будет задан по рекам, вверх по Уссури, через дебри Уссурийского края, прямо к южным гаваням, чтобы прикинуть наскоро, что и где, чтобы со временем в лучшей из гаваней создать порт, который бы владел Востоком. Не наподобие Владикавказа, не крепость в горах, а мощный порт на… Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Люди у меня подобраны, войска есть, артиллерия и винтовки для вооружения китайцев есть, хотя я не сторонник всех просвещать и вооружать, кто и без нас смышлен. При случае я эту артиллерию и винтовки оставлю со спокойной душой себе. Сибирцева я включил действительным членом в мой Республиканский Совет.
— В Китае все реки одна могущественнее другой, текут в Тихий океан. А у нас в великий океан течет только один Амур. Это наша единственная связь, освоившись на этой реке, мы наконец выполним то, о чем Петр пытался нам вдолбить. Наша молодежь говорит, что это за жизнь в европейской России, когда все дороги в мир закрыты шведами и турками спокон веков.
— Какая же определенность, если по нашей реке поплывут корабли англичан и французов. Нам не делить нужно с кем-то этот наш единственный путь, а выставить охрану покрепче да подальше от его берегов. Неужели вы думаете, что наши казаки во времена Албазина только на одном берегу Амура жили и у них как в министерстве не было ни на что больше никаких прав. Они жили и на Сунгари.
— Государь не утвердит.
— Я исполняю пожелания его величества и признаюсь во всем, что полагаю необходимым для вечного мира и спокойствия между Россией и Китаем. Это не уловка и не лицемерие. А государь и вы можете совершить непоправимый промах, и тогда великое дело будет поводом для вечных раздоров между нами и соседями. Вы обязаны объяснить все государю, чтобы не быть беде. Спешите, пока время не ушло. Сегодня, за один день, вы можете совершить то, что министерство иностранных дел не могло решить за два столетия. Да они и не решали ничего, по лени и по любви к немцам и орденам.
Глава 23
ТАТЬ ПОД ФУРКОЙ
Я в Амур влюблен… И красиво, и свободно, и тепло. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем первый генерал в России…
…Китайцы возьмут у нас Амур — это несомненно… им отдадут другие, например, англичане, которые в Китае губернаторствуют… По Амуру… все смеются, что Россия хлопочет о Болгарии, которая гроша медного не стоит, а совсем забыла про Амур… Я совершенно здоров. Судите сами, ведь уже больше двух месяцев я пребываю день и ночь под открытым небом. А сколько гимнастики!
А. Чехов, 1890 г., письмо А. С. Суворину из Благовещенска
Муравьев обратил внимание не на беспорядок в книгах и не на американские газеты, а на многие полосы бумаг, по которым узкие столбцы отпечатаны китайской и маньчжурской вязью. Ничего подобного
