Наконец я разобралась. Потрясенная до глубины души, яглядела на дорогу, не видя. Сердце прыгало, а голова шла кругом.
— Вот почему Одри захотела быть моей наследницей, —тихо сказал Питер, — хотя для нее это очень тяжело.
Мне хотелось остановиться. Остановиться вот здесь, прямопосреди долбаного моста, и все обдумать. Питер весь поник, и я задумалась,сколько же он мучился выбором — остаться таким как есть, заставляя ее страдать,или стать нежитью и тоже заставить ее страдать, но по-другому.
— А Айви знает? — спросила я. — Про ауры?
Он кивнул, скользнув взглядом по швам у меня на шее.
Конечно.
Питер, это… это… — Я не знала, что сказать. —Почему вы это скрываете?
Он провел рукой по лицу — злой жест, настолько напомнившийНика, что я поразилась.
— А ты бы разрешила Айви пить кровь, если бы знала, чтоона перенимает твою ауру, свет твоей души? — спросил он вдруг, вперившисьмне в глаза.
Я смущенно пробормотала:
— Да. Да, разрешила бы. Питер, это так прекрасно было.Что-то было в этом такое правильное…
Лицо у него из гневного стало удивленным.
— Айви очень повезло.
Чувствуя, как сжимается сердце, я быстро заморгала. Не будуя плакать. Я расстроена и подавлена, а еще я собираюсь убить Питера черезкаких-то пару миль. Меня везет поезд, и мне его не остановить. Реветьбесполезно. Надо понять.
— Мало кто так на это смотрит, — сказал он. По еголицу бежали тени от мостовых конструкций. — Ты совсем не обычная, РэйчелМорган. Мне не удается тебя понять. Жаль, времени нет. Может, после, когда яумру? Я приглашу тебя потанцевать, и мы поговорим. Обещаю, кусаться не буду.
Нет, не выдержу.
— Я включаю фары.
Стиснув зубы, я потянулась к кнопке. Он жив, ему есть чемуучиться, что узнавать. И чему научить меня, прежде чем разум навсегда егопокинет.
Питер даже не пошевелился, когда я нажала кнопку. Явыпрямилась и похолодела — индикатор не загорелся. Я еще раз нажала кнопку —бесполезно.
Не работают, — сказала я. Мимо проехала машина. Я нажалаеще. — Ну почему они не включаются, блин!
Я попросил Дженкса их вывести из строя.
Сволочь! — заорала я, так стукнув кулаком по панели,Что достало даже через амулет от боли. — Сволочь чертова!
Из глаз полились слезы, я сгорбилась на сиденье, отчаянно стараясьих унять.
Питер взял меня за плечо:
— Рэйчел! — Виноватые глаза, глядящие на меня слица Ника, разрывали мне сердце. — Не надо, — сказал онумоляюще. — Мне хочется уйти вот так, чтобы моя смерть кому-то помогла.Может быть, за то, что я тебе помогу, Господь меня не отвергнет, дажеутратившего душу. Прошу, не останавливай меня.
Я зарыдала в открытую, не смогла сдержаться. Нога застыла напедали, я твердо держалась в пяти метрах от впередиидущей машины. Он хочетумереть, и мне надо ему помочь, неважно, хочу я того же или нет.
— Не получится, Питер, — сказала я тонкимголосом. — Были специальные исследования. В отрыве от разума душа теряетвсе, что ее держит, и рассыпается. Питер, от нее ничего не останется. Все равнокак если бы ты не существовал…
Он смотрел на дорогу, бледный в янтарном закате.
— Ох. Вот он.
Я задержала дыхание.
— Питер, — в отчаянии сказала я. Мне не повернутьобратно. Не остановиться. Только двигаться вперед. Тени от балок как будтозамелькали быстрей. — Питер!
Я боюсь.
Я смотрела поверх машин на приближающийся белый грузовик.Видела Ника — уже не в облике Питера, а просто под обычными маскирующимичарами. Неверной рукой нашла руку Питера, она была влажная от пота, он вцепилсяв меня с силой перепуганного ребенка.
Я с тобой, — сказала я, не дыша, не способная отвестивзгляд от вырастающего грузовика. Что же я делаю?!
Я не сгорю, когда взорвется бензобак? Рэйчел, я не сгорю?!
Голова раскалывалась. Вздохнуть не было сил.
Нет, я не допущу. — Слезы холодили мне щеки. — Ябуду с тобой, Питер. Никуда не уйду. Вот моя рука. Я буду с тобой, пока ты неуйдешь, я никуда не денусь, ты не останешься один, я тебя не брошу. — Ячто-то говорила, говорила, и неважно было, что. — Я тебя не забуду, Питер.Всегда буду помнить.
Скажи Одри, что я ее люблю, даже если я забуду, почемулюблю.
Вот и проехала последняя машина. Я перестала дышать. Глазане отрывались от колес грузовика. Они вильнули.
— Питер!
Все случилось быстро.
Грузовик рванул через временную разметку, я ударила потормозам — инстинкт сработал. Пальцы сжимали руку Питера, а локтем я зажаларуль.
Панелевоз повернул; он вырос над нами, плоской стенкойзакрыв весь мир. Ник пытался развернуться поперек полосы, не задев меня.Оскалившись от ужаса, я выкрутила руль. Он старался не задеть меня! Хотелударить только по пассажирской стороне.
Грузовик врезался в нас, будто таран. Голова мотнуласьвперед, я ахнула — и тут сработало инерционное заклятье. В лицо мокрой резинойшмякнулась воздушная подушка, стало больно — и спокойно. Только тут же на сменуоблегчению пришло чувство вины, что я цела, а Питер… О Господи, Питер…
Меня будто завернули в мокрую вату. Сердце колотилось. Нирукой, ни ногой не двинуть, и не видно ни зги. Зато слышно. Бешеный визг шин, апотом еще более жуткий визг мнущегося металла. Мне удалось вздохнуть, совсхлипом, желудок повело, мир закрутился каруселью — нас развернуло от удара.
Обеими руками толкая воняющий маслом пластик, я отвелаподушку в сторону. Мы еще крутились, меня пронзило ужасом, когда грузовик сНиком врезался во временное заграждение и пролетел на пустую правую полосу.Нашу машину встряхнуло — мы во что-то воткнулись и остановились скостедробительной резкостью.
Дрожа, колотя по подушке, я оттолкнула ее вниз и заморгалаво внезапной тишине. Подушка была измазана красным; я посмотрела на руки.Красные. Кровь течет. Из отметин от моих собственных ногтей на ладонях. Яоцепенело глядела на серое небо и черную воду. Так и должны выглядеть рукиубийцы.
Ветер с моста гнал на меня жар двигателя. Крошки безопасногостекла засыпали сиденье и меня. Моргая, я выглянула в разбитое лобовое окно.Угол кабины, где сидел Питер, врезался в сваю. С той стороны его не вытащить.Нас отнесло точно на пустую правую полосу — над Питером и перилами, которые тутремонтировали, я видела острова. Что-то… Что-то сорвало капот синегогрузовичка, виден был дымящийся искореженный двигатель. Черт, да его вдавилопочти до моего сиденья, как и лобовое стекло.
