Книга Все не случайно - Вера Алентова

Москва! Как она мне дорога – любая, в любую погоду. Я полюбила ее почти в детстве – однажды и навсегда. Как она переменилась за это время. Я помню Москву нашей юности и дорожу этой памятью. В Москве тогда было еще много деревянных домишек, спрятавшихся за высокими зданиями проспектов. У метро «Лермонтовская», прямо за памятником Михаилу Юрьевичу, чуть правее, стоит внушительное здание, а когда я там жила, на его месте стояло двухэтажное маленькое. Однажды, оказавшись в тех краях вместе с нашим актером Торстенсеном, я услышала от него, что раньше на месте этого маленького особняка стоял совсем маленький деревянный домик, домик его детства: он в нем родился. И теперь, бывая на «Лермонтовской», переименованной в «Красные Ворота», я мысленно вижу и двухэтажный особнячок, и маленький деревянный домик Торстенсена, и его самого, пятилетним, в этом доме.

И таких мест в Москве у меня много.

Наискосок от нашей студии, напротив Центрального телеграфа, была парикмахерская, где я впервые решилась отрезать косу ниже пояса и выкрасить светло-русые тогда волосы в яркий цвет. Я сказала мастеру: в медный, пожалуйста, – имея в виду бронзовый. Старый мастер-еврей трудился долго. Когда он все закончил, и я увидела результат, то пришла в ужас и сказала ему, что это не тот цвет, который я просила. Старый мастер полез в карман брюк, достал старый пятак желто-зеленого цвета, поднес к моим волосам… Они были точь-в-точь одинакового, жухлого цвета. И мастер спросил меня и окружающих с замечательным одесским акцентом: «Это медь? И не морочьте мне моей головы!» Девушка-шатенка, пришедшая следующей к моему мастеру, попросила: «Мне, пожалуйста такой цвет, какой был у этой девушки до окраски»! А я ушла в унынии, жалея своего цвета, и долго ходила с ненавистной мне «медью», пока не отросли мои родные русые волосы. Но они, к сожалению, стали значительно темнее.

От угла проезда Художественного театра, вдоль Тверской и до памятника Юрию Долгорукому тянулся продовольственный магазин, в котором было все и который за его длину прозвали «Кишка». Работал он допоздна, и студенты школы-студии после занятий – да и актеры МХАТ после спектаклей – часто пользовались его услугами. Увидев там однажды плачущую хозяйку двух такс, участниц спектакля «Вишневый сад», мы подошли утешить ее и спросить, что случилось. И она, рыдая, рассказала горестную историю о том, как некая мхатовская актриса пообещала и не купила за рубежом зимние сапожки этим двум крохам – а они, хоть и собаки, но тоже актрисы и очень мерзнут зимой. Вообразить собаку в четырех зимних сапогах на лапах мы не могли и не знали, как утешить их хозяйку. Много позже за рубежом я увидела даму в красной шляпке и с длинными, блестящими камнями сережками в ушах, выходящую из машины. На руках она держала крохотную лохматую собачку в точно такой же, как у хозяйки, красной шляпке и… в таких же длинных, блестящих камнями сережках в ушах. Я сразу вспомнила владелицу такс и подумала, что у этой заморской принцессы наверняка имеется полная собачья экипировка, и очень захотелось посмотреть ее зимние сапоги.

Рядом с магазином «United Colors of Benetton» на Тверской улице – прежде там был магазин «Наташа» – стояла будочка сапожника-грека дяди Гриши. В ней можно было найти шнурки и ваксу всех цветов. Иногда клиенты важно сидели в будочке, а веселый дядя Гриша начищал им обувь, улыбаясь во весь рот золотыми зубами. Потом дядю Гришу переместили на другую сторону, туда, где сейчас магазин «Армения», а в нашу с дядей Гришей бытность там была мастерская скульптора Сергея Коненкова. Дядя Гриша и там не унывал и в зимние, холодные дни зазывал к себе в будочку почистить обувь веселым голосом: «Стелечки горячие, стелечки горячие, заходите, люди добрые!» Потом дядя Гриша пропал, и его будочка – тоже. И все, кто часто в этих местах бывал, может быть, и не вспомнили бы об этом, но однажды увидели его валяющимся, спящим пьяным сном возле своего многолетнего места рядом с магазином «Наташа». Так было несколько дней, и потом дядя Гриша пропал навсегда. А я, проходя мимо этого места, до сих пор слышу: «Стелечки горячие»! И вижу его добродушную золотозубую улыбку.