голосом. В конце концов его усилия увенчались успехом: в дверь робко постучали.
— Войдите!
— Уже в вашем распоряжении, сэр.
Судовой писарь имел изнеженный, хилый вид, который так не вязался с морской службой, что даже Таггарт закрывал глаза, когда тот действовал не по уставу. А вот на нерасторопность капитан глаза закрывать не собирался, и, если кто-то бил баклуши, по каюте проносился шторм.
— Типпертон, выясните, кого из пиратского сброда Мак-Кворри сочтет пригодным, чтобы нести службу на «Фальконе», и потом… Боже милостивый и все святые с Ним! Вы что, решили просверлить взглядом дырку в воздухе? Куда вы уставились? Ах, это… Да, там сидят кирургик и магистр Гарсия во плоти. Может, вы еще не знаете, но их держали на пиратском судне в заложниках. Хвала Всевышнему, что мы успели их спасти.
— Да, сэр! — Типпертон пришел в себя. — И потом, сэр?
— Что «и потом»?
— Вы сами сказали «и потом», сэр.
— Я так сказал? Ах, да… и потом вызовите ко мне Фернандеса. Второй тоже страшно удивится нашим гостям.
И капитан был прав. Когда Фернандес, штурман и второй офицер «Фалькона», чуть погодя появился, его лицо выражало бурю чувств. Любопытство, сомнение и искренняя радость сменяли друг друга, и он не мог удержаться, чтобы крепко не пожать друзьям руки.
— До нас время от времени доходили кое-какие слухи о вас, кирургик, большей частью от возвращавшихся домой моряков, и трудно было им верить. Говорили, вы ищете в Гаване леди Арлетту, но, как я вижу, это на самом деле лишь слухи, иначе мы не нашли бы вас на пиратском корабле.
— Слухи соответствуют действительности, мистер Фернандес. Но, простите, давайте не будем об этом говорить.
В умных глазах штурмана мелькнуло понимание:
— Разумеется. Должно быть, вам много пришлось испытать.
— А вот об этом мы поговорим, но позже, — бросил Таггарт. — Я вас вызвал для того, чтобы дать команду захватить невольничий корабль. Конечно, это всего лишь испанское судно, но основательно построенное, и Бог его знает, на что оно может еще сгодиться.
Фернандес, который хорошо знал, с какой быстротой капитан принимает решения, не высказал удивления.
— Да, сэр! Я могу набрать команду по своему выбору?
Капитан думал недолго:
— Да. Но старшим возьмите Мак-Кворри, он один стоит многих. Он пока еще не знает о своем счастье. Доставляет ране-них к доктору и проверяет, кто из пиратов годится для «Фалькона». Ах да, на вылазку возьмите не более двадцати человек. Проследите, чтобы все были крепкие матросы, которые быстро разделаются с тамошней сворой.
— Да, сэр! Еще будут приказания, сэр?
— Нет… то есть да. Было бы лучше, чтобы в вылазке участвовали добровольцы.
— Да, сэр! — Фернандес козырнул и исчез.
Типпертон, который тем временем снова нашел дорогу к капитанской каюте, осторожно вошел и принялся крутить глобус, стоявший возле стола с разложенными картами.
— Вы выяснили у Мак-Кворри, сколько он отобрал парней из бывших пиратов?
— С вашего позволения, нет, сэр. — Писарь продолжал бесцельно крутить глобус, но испуганно остановил его, поймав гневный взгляд Таггарта.
— Нет?! Что значит нет?
— Но, сэр, Мак-Кворри все еще занят на орлоп-деке с ранеными — помогает доктору. Значит, он еще не мог…
— Ладно! — Голос командира выражал куда больше строгости, чем он в действительности чувствовал, потому что ответ пришелся ему по душе. Оно и понятно — Мак-Кворри хочет помочь, потому что многие из раненых «соколов» были из его вахты. Другое задание может подождать. — А доктору Холлу передали мое распоряжение немедленно явиться ко мне?
— Сэр, значит ли это…
— Да, именно это и значит! — отдал приказ Таггарт. — Одна нога здесь, другая там!
Типпертон рысцой выбежал, что при его облике выглядело так, словно он бежит по раскаленным углям.
Чуть позже в дверь постучали, и капитан, теперь совершенно джентльмен, крикнул:
— Заходите же, дорогой доктор, заходите. Вы не поверите, кто у меня!
— Уй-уй, щей-то не вперю? Витус и Магистр, как пить дать. А вот это — Хьюитт!
Теперь у Таггарта упала челюсть. За этот день он уже не раз порывался спросить, где же малыш, который когда-то был в числе лучших друзей Витуса, но в суете забот снова и снова забывал. И это при том, что Энано был ему особенно мил, потому что и среди его ребятни был сынок, которого Господь тоже наградил горбом.
— Ну что ж, — Таггарт позволил себе улыбнуться одной половинкой рта, — приятная неожиданность!
Коротышка оскаблился в ответ:
— Ще как кучеряво, не?! — и еще раз повторил: — А этот гусь здесь, он из наших, кэптн!
— Хрм… да. — Таггарт перешел на деловой тон. Наметанным глазом он тут же определил, что у молодца многообещающий вид. — Как тебя зовут?
— Хьюитт, сэр! — Хьюитт вытянулся в струну.
— Это я слышал от Энано. А имя у тебя есть?
Прежде чем юный матрос ответил, Витус и Магистр переглянулись. Им никогда и в голову не приходило, что парень, которого все звали Хьюиттом, должен кроме фамилии иметь и имя. Тот сглотнул:
— Да, сэр, есть. Юстас. Юстас Хьюитт.
— Юстас? Юстас Хьюитт? Язык сломаешь! — Таггарт понял, что имя парня ему так же мало нравится, как и его собственное, и почувствовал нечто вроде связи, роднившей их.
— Ну что ж, э-э… Юстас Хьюитт, ты понимаешь что-нибудь в морском деле?
— Если позволите, сэр, — вмешался Витус, — я отвечу за Хьюитта. Да, он разбирается в морском деле, и неплохо.
— Настолько неплохо, капитан, — добавил Магистр, — что, когда мы потерпели кораблекрушение, он провел нас под парусом через половину Западного моря. На шлюпке с «Галанта».
— Западного моря? На шлюпке? С «Галанта»? — Таггарт ничего не понял, но срочно отставил все вопросы. Всему свое время — таков был его девиз. Да и не любил он, когда в разговоре у него перехватывали инициативу. — Ладно, Хьюитт, хорошие матросы мне всегда нужны. Как ты посмотришь на то, чтобы тебя приняли в «соколы»?
— В «соколы»? О, сэр! Сэр, это была бы для меня большая честь, служить под вашим командованием!
Глаза Хьюитта заблестели. Еще мальчишкой, как и другие его сверстники, он грезил когда-нибудь встать под флаг прославленного корсара.
— Значит, решено. Типпертон внесет тебя в список команды. Бог мой, да где опять застрял этот ротозей? Типпертон! Тип-пер-тон!
Дверь приоткрылась, и Таггарт, не глядя, рыкнул:
— Типпертон, быстро бумагу, перо, чернила! И живо!
Но в дверях показался вовсе не писарь. Это был доктор Холл. И только в кильватере, так что его тщедушная фигурка и не была видна из-за широких плеч судового врача, обретался Типпертон.
— А, доктор! Прекрасно, что вы здесь! — Таггарт на
