Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 178
Борисяк на просьбу князя ответил так:
— Забастовка имеет свои законы, Сергей Яковлевич! Пока Москва держится на баррикадах, мы не выпустим из Уренска ни одного поезда и ни одного не примем на своих путях.
— Вы разночинец, Савва Кириллович, и вам не понять нужды дворянской. А дворянам претит подобное положение в городе… Да вы посмотрите на Петербург! — воскликнул князь, и оба они невольно поглядели на карту, висевшую на стене. — Вы же видите, Савва Кириллович? Петербург не поддержал Москвы — там поезда ходят… А пролетарии Питера все же не чета нашим деповским! Уступите!
— Уступить Питеру — значит уступить мнению меньшевиков.
— Ах, но мне-то какое до этого дело? Все эти беки, меки, энсы, эсдеки… Неужели не надоело? Дайте гражданам России ездить, куда они хотят. Сначала их давили справа, теперь давите вы слева! В чем разница? Откуда ни давят, но все равно давят… И я не так понимаю, Савва Кириллович, истинную демократию.
— Дело в том, князь, — ответил Борисяк, — что о демократии говорить рано. Идет борьба, и эта борьба должна привести нас к новой форме диктатуры — диктатуре пролетариата.
— Диктатура? — вскочил Мышецкий. — Ну, милый господин большевик, мне весьма печально, что вы стали думать вроде Трепова…
— Трепов — диктатура монархии! — огрызнулся Борисяк.
— А диктатура пролетариата — чем лучше?
— Она будет выражать подлинные желания народа.
— Сильно сомневаюсь, — сказал Мышецкий. — И вынужден заявить: если ваш Совет тоже выражает в своем лице диктатуру пролетариата, то я — при всей своей ненависти к диктаторам — разгоню вас всех к чертовой матери!
— Прежде чем вы доберетесь до Совета, — ответил Борисяк, — вам предстоит к чертовой матери разрушить наши баррикады. Совет не уволить вам по «третьему» пункту!..
После этого спора явился Дремлюга, понюхал воздух.
— Чем вы взволнованы, ваше сиятельство? — Жандарм понял, что палочка «свобод» уже хрустнула, но ломать ее дальше на колене не стоит: сама переломится — всему есть срок.
— Извольте противостоять, — неопределенно ответил князь.
— Князь, — начал Дремлюга дружелюбно, — вы слишком горячий сторонник манифеста от семнадцатого октября, но там ничего не сказано, что право частной собственности в России отменяется. Однако оно уже подорвано в нашей губернии… вот такими бомбами! — Дремлюга положил перед губернатором красивую жестянку из-под монпансье. — Обывателю угрожают, требуя, чтобы принес деньги. Столько-то и туда-то! В случае отказа — рвут. И уже немало раненых; дети и женщины страдают первыми. Неповинные душеньки, ваше сиятельство!
— А куда смотрит полиция? — спросил Мышецкий рассеянно.
— Князь! Не вы ли заменили полицию милицией?..
— Однако этим должна заняться именно полиция.
— Но она же разоружена, князь.
— Кем?
— Милицией!
— Ну, пусть тогда вмешается милиция.
— Но милиция, князь, ни мне, ни вам не подчиняется…
Получался заколдованный круг, из которого, кажется, никогда не выбраться. Сергей Яковлевич был столь зол на себя и на всех, что, забыв о страхе, перекинул бомбу на колени жандарма:
— Держите! Зачем она мне?
— Осторожнее, князь, — побледнел Дремлюга, — она щелкает.
— Не все ли равно, когда взлететь… Блажен, кто вовремя уходит. И еще раз говорю: блажен, кто вовремя уходит. Вот я не сумел уйти вовремя… Хорошо, Антон Петрович, я обо всем подумаю. Кто последний в Уренске получил угрозу?
— Троицын, а Веденяпина уже вычистили, как и прочих.
— По скольку берут эксы в один раз?
— Разно: от пятисот и выше. Меньше дадут — не обидятся…
— Мы запутались, — вдруг сказал Мышецкий, — мы запутались, блуждая между разбоем и расколом… Впрочем, капитан, это к вам не относится. Это касается только нас — князей Мышецких!
Между тем Савва Борисяк после разговора с губернатором вернулся в Совет, который теперь, не имея своего угла в Народном доме, собирался на частных квартирах. Сейчас — у Казимира…
— Ну, что, Савва? — спросил его Казимир в сенях.
— Неважно, — угрюмо ответил Борисяк.
— Князь?
— Он…
Казимир поскреб пальцами небритую щеку, сказал:
— Помнишь наш первый разговор в Запереченске? Я тогда…
— Погоди, — перебил его Савва. — Ты думаешь, Казя, и после революции таких Мышецких не будет? А куда они денутся? Всех не перевешаешь. Будут! Будут… их надо учитывать тоже. Мир не состоит из одних большевиков.
— А — смысл? — спросил Казимир.
— Наш воевода так часто говорит о том, что верит манифесту царя, что я стал уже сомневаться — верит ли? Еще неизвестно, куда повернет князь от манифеста: влево или вправо? Не пойму я его теперь: вроде бы — кадет, а вроде бы непохоже.
— Скорее — октябрист, — намекнул Казимир.
— Нет. Эти готовы кровью затопить Россию, а наш крови сторонится. Случайно вот убили технолога возле гимназии, так он даже и вспомнить об этом боится…
Собрались члены Совета, пришел и Ениколопов, блистая золоченым набалдашником трости. Сложные отношения были у Борисяка с этим господином: Боря Потоцкий рассказывал все, про Запереченск тоже не утаил (парень честный). Между Ениколоповым и Саввой Кирилловичем состоялся потом такой разговор:
— Не хватит ли, — сказал Борисяк, — любоваться вам своим отражением в революции, как в зеркале?..
Ениколопов без тени смущения, бравируя хладнокровием, выслушал все угрозы Борисяка и ответил так:
— Пусть рассудит история: кто больше сделал для подрыва проклятого строя — я с бомбами и эксами или вы с речами лубочного зазывалы? Да, я не скрою: наша партия, как и ваша, нуждается в средствах. Только вы, большевики, собираете их по копейке членскими взносами с рабочих, и без того нищих, а мы берем их у самой буржуазии. Вот подите теперь и заявите это в Совете…
С опаской жил Борисяк это время! Его ждала пуля в спину не только от Извекова. И такой Вадим Аркадьевич пустит — не пожалеет. «Ладно, — решил, — к смерти давно готовы…»
— Что в Москве? — начал Борисяк с вопроса. — Москва как?
— Держится.
— Питер?
— Сдает. Там восстания не будет, и — конец стачке!
— Плохо! — вздохнул Борисяк.
— Не надо! — сказала Корево. — Не надо было Москве браться за оружие. Восстание преждевременно. Все, чего мы достигли в стачечном движении, могли бы достичь легально с трибуны думы!
Прапорщик Беллаш схватился за виски:
— Галя! О чем вы говорите?
— Да, — продолжала акушерка. — А забастовку надо сворачивать. Люди голодают… пора думать о детях. Революция кончилась, начинается реакция, и пора говорить о переходе в подполье… Разве я не права?
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 178
