— Нам нужна твоя помощь. Катя, по моей вине попала в аварию, необходимо, чтобы ты ее осмотрел, определил, есть ли серьезные повреждения, оказал медицинскую помощь.
— Мне некогда, — буркнул мужчина. — Почему ты не отвез ее в больницу? Что за идиотская привычка тащить все домой?! Ты что, не понимаешь?!
— Как раз наоборот. Это ты не понимаешь!
По комнате просвистел ветер. Илларион пошатнулся, будто от ощутимого толчка в спину, но устоял на ногах.
— Только не надо этих твоих штучек!
— Ил! — в голосе Егора звучала такая сила, что, казалось, можно было сломаться пополам от давления.
— Ладно, — нехотя капитулировал ученый. — Давай ее на кушетку.
Даже не удостоив нас взглядом, он не оборачиваясь, продолжал осматривать колбочки и записывать что-то в большую коричневую тетрадь. Егор быстро и аккуратно опустил меня на низкую, застеленную покрывалом, кушетку в углу комнаты, и отошел.
— Извинись.
Мрачность, прозвучавшая в его приказе, сказала мне о степени сдерживаемой мужчиной злости.
— Что? — обернулся Илларион, окидывая нас насмешливым прищуром.
— Извинись, — повторил Егор с еще большим нажимом. — Перед. Нашей. Гостьей.
Слова звучали, как хлесткие удары.
Безапелляционно. Жестко. Резко.
— Извините, юная леди, что мог случайно задеть вашу ранимую душевную организацию, — сквозь зубы проговорил ученый.
Несколько долгих мгновений мужчины сверлили друг друга упорными, неприязненными взглядами, а потом игру в гляделки разорвал внезапный звонок мобильного.
Егор быстро достал телефон, глянул на дисплей и немного замялся перед тем, как ответить. Когда же приложил мобилку к уху, то даже переменился в лице.
— Я сейчас буду, — коротко ответил он после небольшой паузы, потом повернулся ко мне и неловко оправдался. — Мне срочно нужно отойти. Илларион осмотрит тебя, а потом приведет в столовую. Верно?
— Верно, — с иронией отозвался ученый.
— Не бойся, ладно?
— Ладно, — непонимающе кивнула я лишь потому, что явственно чувствовала — Егору необходим мой ответ.
Получив его, мужчина не сдержал вздох облегчения. Напоследок одарив друга предупреждающим взглядом, Егор с видимой неохотой вышел за дверь.
Илларион не обращал на меня никакого внимания довольно длительное время. Не знаю было это пять минут, десять или час, затянувшееся безразличие вперемешку с тревожным ожиданием показалось мне вечностью.
Когда ждать стало невмоготу, Илларион подошел, присев возле кушетки на корточках. Моральных сил не осталось даже на то, чтобы вздрогнуть или отодвинуться.
— Попустило? — усмехнулся мужчина.
— Что?!
— Не знаю, откуда у тебя страх, но он такой мощный, что дух вышибает, — смутно пояснил он. — А как я должен тебя осмотреть, если ты собственной тени боишься?
Он что издевался?
— Мне совсем не улыбается вновь слушать нудятину в исполнении Егора, когда он вернется и увидит, что его «гостья» в полуобморочном состоянии.
Илларион приблизился так, что я смогла разглядеть его пока еще короткую щетину и красные пятнышки в глазах от лопнувших сосудов. Видимо, Егор не зря пытался подтрунивать, ученый работал на износ.
Он охватил руками мое лицо, внимательно вглядываясь, словно мог считывать повреждения на глаз.
— Прости меня за грубость, — улыбнулся Илларион. Эта улыбка удивительным образом преобразила его, от суровости, мрачности и пренебрежения не осталось и следа. — Я иногда могу перегибать палку. Особенно в ключевой момент исследований.
— И что за исследования?
— Слышала про принцип конфиденциальности?
— Я не собираюсь болтать лишнего.
— Конечно, не собираешься, — фыркнул мужчина, с деловым видом подсчитывая мой пульс. — Кто ж тебе разрешит…
Последняя поправка прозвучала, как угроза, но я постаралась не вестись на поводу у своей паранойи. Теперь, вблизи разглядывая Иллариона, вполне понимала, что ничего страшного он мне причинить не намерен.
— Думаю, ответа я так и не дождусь?
— Даже если я и расскажу тебе, то ты ничего не поймешь.
— Ты так уверен?
За всю жизнь я столько раз побывала в больницах, слушала различные альтернативные диагнозы своему недугу, что, казалось, в некоторых медицинских моментах уже могла неплохо разбираться самостоятельно.
— Возможно, — Илларион не стал вступать в спор, — я тебе не только расскажу, но и покажу.
Он стал довольно аккуратно ощупывать мою голову, в особенности шишку на затылке. Благодаря тому, что мужчина немного сместился, я смогла отчетливее разглядеть то, что находилось за его спиной. Стойки с приборами, медицинские столики и шкафчики, штативы, колбы, клетки с белыми мышами — ничего такого, что могло повергнуть в ужас простого обывателя. Так я думала до тех пор, пока не уткнулась взглядом в шкаф, что пристроился в дальнем углу.
— Когда-нибудь, — поспешно добавил ученый.
Даже сквозь немного затемненное стекло, можно было рассмотреть разную стеклянную утварь, наполненную непонятными сгустками. Напрягши зрение, поняла, что это заспиртованные органы, части тел и даже эмбрионы на разной стадии развития.
Ужас какой.
— А пока ты на правах гостьи в этом доме и лично в моей норе, то сиди и помалкивай, пока я буду тебя осматривать.
Я пожала плечами, отводя взгляд. Еще в начале нашего разговора вполне могла обидеться на мужчину, но сейчас уже научилась приноровилась. Видимо, для Иллариона поведение «что вижу, то и пою» — привычное. С одной стороны, такие прямолинейные люди подкупают, а с другой — общаться с ними тяжеловато.
Илларион действовал с завидным спокойствием и методичностью. Измерил давление, назойливо слепил фонариком до тех пор, пока не дождался только ему ведомой реакции. Все свои манипуляции и их результат он скрупулезно записывал в маленький блокнот. Мне даже удалось изловчиться и заглянуть в него. Только в беспорядочном однообразии завитушек и резких линий, ничего не получилось разобрать. Правду говорят, что курица лапой пишет краше, чем многие эскулапы.
Сердцебиение мужчина прослушал через платье. Обнажаться не заставил и за то спасибо.
Всем своим видом он пытался показать, насколько не рад моему так не вовремя навязанному другом, обществу, но вопреки этому все необходимое выполнял осторожно, стараясь не причинить лишней боли.
Я напряглась лишь единожды, когда Иллариону пришлось взять кровь из вены для общего анализа. Боялась иголок.
— Как я и думал, — буркнул он, заканчивая обрабатывать антисептиком ссадины, — ничего смертельного. Парочка ссадин, мелкие гематомы, легкий ушиб нескольких ребер. Сотрясения мозга нет. Жить будешь.
