Огнём артиллерии горный форт был полностью разрушен, и на рассвете 4 августа, османы пошли на штурм.
Битва, которую испанцы дали среди руин горной крепости, была жестокой!
Только поздним вечером, воспользовавшись наступающей темнотой, Франсиско де Самиенто увёл своих уцелевших солдат в городскую цитадель.[20]
Удачный штурм горной цитадели, стоивший османам почти 5 тысяч жизней, дал им в руки и несколько пленных испанских солдат. Пытками у них выведали, что и среди испанцев потери большие, особенно много раненных, и что у них заканчивается порох и свинец.
5 августа, не давая испанцам передышки, Барбаросса и Уламен бросили на штурм всех! Всех! Моряков, янычар, спешенную кавалерию! Специальные отряды, составленные из рабов, подгоняемые надсмотрщиками, бегом тащили лестницы, тараны, порох для подрыва стен.
– Знатно! Враг не даёт нам скучать, будет и сегодня веселье!
И грохотали пушки, и летели вверх и в стороны комья земли и камни, и разорванные части человеческих тел. На стенах завертелась страшная в своей неистовости, злобе и ярости рукопашная схватка.
К вечеру штурм был отбит, османы сумели захватить лишь одну башню цитадели, прочно укрепившись там. А сил, чтобы атаковать и выбить их оттуда, уже не было.
Оглядывая своё поредевшее войско, Франсиско де Самиенто улыбался, и его редкие, жёлтые зубы, задорно сверкали на грязном лице. Он понимал, что настали их последние деньки, но не было у него в душе, ни печали, ни отчаяния. Понимали это и все испанцы.
– Ну что, храбрецы мои? Пожертвуем во славу Господню, последними запасами пороха? Да? Тогда, взорвать турок к чёртовой матери!
К захваченной врагом башне стали подносить порох, но он бахнул раньше времени. Уничтожив османов, взрыв забрал и многие жизни испанских солдат.
– Их души, прямиком попали на Небеса, амен!
6 августа, под сильнейшим ливнем, когда ноги разъезжались в грязи, и стало невозможным применение артиллерии и аркебуз, османы снова пошли на штурм.
– Все, кто может держать в руках оружие, на стены! – закричал Франсиско де Самиенто, и в строй встали даже раненные.
Только холодное оружие! Только пика и меч испанцев, против османских копий и ятаганов! Битва! Лицом к лицу! Без пощады! На смерть!
Отбили…
Франсиско де Самиенто сел на залитый кровью камень, сам не веря в то, что отбили… Ещё на день задержали здесь врага… Ещё многие сотни жизней врагов веры Христовой, они низвергли в ад… Да и сами они, ещё живы!
– Мы ещё посражаемся! Мы ещё зададим им, славную битву!
– Да!.. Да!.. Да!.. – полетели к нему со всех сторон, усталые голоса ветеранов терции Диего Кастильского.
Два дня бесплодных атак, так и не принесших им Херцег-Нови! И весь день 7 августа, османские орудия грохотали особенно зло, круша стены городской цитадели.
Утром 8 августа, они пошли на штурм.
– Ну что, храбрецы, отважные из отважных! Видать, настал и наш черёд! Помолимся братья, помолимся.
А после краткой молитвы, весёлым взором оглядывая оставшихся солдат, Франсиско де Самиенто закричал:
– Вперёд, за мной! На последнюю битву! Смерть врагу! Смерть!
К полудню, только за этот день трижды раненный Франсиско де Самиенто, едва державшийся на ногах, приказал своим последним солдатам – 600 человек, последней роте, всё ещё державшей строй:
– Отходим… к морской крепости… там мы…ещё…им покажем!..
Но ворота морской крепости оказались запертыми.
– Измена! Предательство! – закричали испанцы, но были уже со всех сторон окружены врагами.
После ожесточённого боя, османам удалось захватить в плен лишь две сотни израненных испанских солдат, потеряв за время осады почти все 4 тысячи янычар, и более 16 тысяч человек из других отрядов. Особенно Барбароссу удручали, большие потери среди его пиратов.
Пленных отвели за город, но охранники, обозлённые большими потерями среди своих, напали на дерзких, строптивых, так и не покорённых испанцев, и перебили половину, пока подбежавшие Барбаросса и Уламен, не навели порядок.
Оставшихся, спешно погрузили на корабли и отправили в Константинополь, как символ победы над королём Испании.
Но через шесть лет, в 1545 году, 25 человек из них, сумели захватить корабль и бежали из рабства.
– Османы одержали победу, но так и не смогли сломить испанскую пехоту! – со слезами на глазах воскликнул Альваро де Санде, когда узнал, что беглецы благополучно добрались до Сицилии.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Терция Диего Кастильского пополнилась людьми, и в 1541 году, Альваро де Санде, повёл её в новый поход.
Сержант Гарсиа, мечась по палубе, с враждебностью и угрозой, вглядывался в приближающийся берег. «Снова…проклятая…Африка». Чувство тревоги, терзавшее его пять лет назад немного притупилось, но всё равно, на душе было как-то неспокойно, как-то тревожно.
Альваро подал знак, и передовой отряд, погрузившись в лодки, пошёл к затянутому густой пеленой тумана берегу.
Гарсиа, прогоняя свои страхи, вызвался идти в этом отряде.
Солнце поднялось выше, немного разогнав туман, когда вернулась одна из лодок.
– Всё тихо и спокойно, сеньор маэстро-дель-кампо! Мы застали их врасплох!
– Слава Богу! Давай молодцы, грузись! С нами Господь, пошли!
Опытные ветераны, к сожалению, сейчас, составляющие меньше половины терции, всё-таки хорошо подучили и поднатаскали молодёжь, и высадка 6 тысяч человек, с припасами, артиллерией и лошадьми, прошла отлично – быстро, слаженно и чётко.
Солдаты быстро разбивались на роты, аркебузиры дули на тлеющие фитили, артиллеристы устанавливали пушки. Только на тех лошадях, которые могли хоть немного переставлять копыта после дальнего морского пути, в туман, по пышно покрытой густой травой долине, ушла разведка.
Альваро оглядел местность.
Разнотравье цветов и зелени, чуть колышащейся под лёгким ветерком, стелящийся в низинах туман. А впереди горы, вершины которых затянуты лёгкими, словно зацепившимися за них облаками, подкрашенных красноватами лучами встающего солнца. А позади, спокойное, заштилевшее море, накатывающее на берег белыми барашками волн. Прекрасная, просто восхитительная картина! Но на любование красотами природы, не было ни времени, ни сил, ни желания.
– Капитан Кабес! Колья установили?
На случай налёта кавалерии врага, весь лагерь был окружён заранее приготовленными кольями.
– Да, сеньор маэстро-дель-кампо!
