Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Но вот если вы простой лодочник, который перевозит людей через Темзу, – можно сказать, водный таксист – и обратились к клиенту таким вот голосом высшего класса… о боже, о боже, о боже! Поведение, подобающее вашему месту в жизни, было необходимо для общественного одобрения. Излишняя аристократичность – так же плохо, если не еще хуже, чем аристократичность недостаточная. Священник и поэт Клемент Эллис описывал архетипического «щеголя» («gallant» – этот термин носил весьма неодобрительный характер и указывал на человека, который притворялся, что занимает более высокое положение, чем на самом деле), говорившего совершенно неподобающим голосом: «с напускным обезьянничеством» он «пересыпал свои напускные разглагольствования множеством неуместных словесных экскурсов». Элитная речь предназначалась для элиты; люди скромного происхождения должны говорить проще.
Напускное обезьянничество
Акцент, конечно же, был не единственным способом разгневать слушателей. Даже самые вежливые или аристократичные фразы можно было растягивать, модифицировать, портить или как-то иначе обыгрывать. Учитывая многочисленные устоявшиеся мнения о том, как должна звучать речь, способов нарушить эти правила тоже набралось довольно много.
Если вам хочется погрузиться в мир «напускного обезьянничества», начните, например, вворачивать к месту и не к месту иностранные фразы. Идеально подойдут бесчисленные латинские эпиграммы, от Quod tibi fieri non vis, alteri ne feceris («Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой») до Frangenti fidem, fides frangatur eidem («Кто предал, того предай»). Вам не обязательно для этого даже знать латынь: коллекции подобных эпиграмм с английским переводом были широко доступны в печати – например, в книге «О поведении юношей» 1661 года издания, где я нашла эти две.
Латынь – это уже хорошо, но если вы добавите к этому и другие языки, будет еще лучше. Если вы скажете что-нибудь по-древнегречески – отлично: это довольно-таки недвусмысленный намек на хорошее образование; пара фраз на французском или итальянском звучат раздражающе культурно и намекают на дипломатические связи; наконец, несколько разрозненных голландских слов дадут понять, что вы еще и торговец неплохой. Если вы будете изъясняться на таком практически бессмысленном смешении языков, ваши слушатели ничего не поймут и разозлятся. Половина подумает, что вы тыкаете их носом в их собственную необразованность, а другая половина придет в ужас от вашего невежества («он же сам не понимает, что несет!»). Ну и в целом ваше хвастовство вызовет легкое отвращение у всех присутствующих.
Другая часть «напускного обезьянничества» – избыточное использование титулов и затянутой, подобострастной лести. Чем дальше мы уходим от ранних Тюдоров к Стюартам, тем более сложными и официальными становятся вежливые обращения. Использование новых формул – еще один способ обозначения классовых различий. Чтобы успевать за этими переменами и показывать, что вы культурный, образованный и не отставший от жизни представитель элитного сословия, требовалось немало усилий. Книги о манерах отображали и эту эволюцию, и эту нервозность; со временем главный акцент в них сместился с тонкостей обеденных ритуалов к дискуссиям о вежливых разговорах и написании писем.
Первые инструкции по обращению к людям были довольно простыми: они излагали пару простых принципов, применимых во всех случаях, и дополняли эти принципы небольшим списком респектабельных и довольно-таки универсальных фраз. В 1520-х годах Эразм рекомендовал детям обращаться к любому школяру и учителю «honoured master» («почтенный мастер»), к любому священнику – «reverend father» («преподобный отец»); любого мужчину, титула которого вы не знаете, можно называть «сэр», а любую женщину – «дама». Если вы знаете титул, то вежливым будет упоминать его один-два раза в каждом разговоре, а не только при первой встрече. В идеале титул использовался в качестве вежливого знака препинания, примерно в таком контексте: «А потом я сказал ему, ваша милость, что кот залез на дерево…»
Льстец: цветастые фразы и сложные уважительные формулы легко перерастали в пустую лесть
Хорошие манеры требовали избегать всего, что могло оскорбить или вызвать неудобство у окружающих. Не перебивайте других, не требуйте внимания, не будьте грубыми, никого не оскорбляйте, не хвастайтесь, не задавайте слишком много вопросов, вместо этого будьте чуть скромнее. Главное – вести себя респектабельно, а не следовать какой-то конкретной формуле. По сути, джентльменский разговор должен быть кратким и конкретным. Такая простота, впрочем, долго не продержалась под натиском новых идей из континентальной Европы, в частности, из «Галатео, или О нравах» (см. с. 52, 128, 167 – название: «Галатео») Джованни делла Каза, опубликованной в 1558-м в Венеции, и «Придворного» Бальдассера Кастильоне, в 1561 году переведенного на английский язык под названием The Courtier. В обеих книгах рекомендовались намного более почтительные и подобострастные способы обращения к тем, чье общественное положение выше вашего. Знания новых итальянских манер превратились в своеобразную социальную печать, показывая культурность и образованность тех, кто ими пользовался. Но вот если вы в этих манерах разбирались плохо и использовали неверные формы обращения или вообще начинали нести всякий вздор, слушатели сразу понимали, что ваша вежливость «напускная».
К 1586 году вежливые разговоры в английских текстах включали в себя множество совершенно пустых самоуничижительно-вежливых фраз, лишь затягивавших диалог. «Я очень рад, что мой скромный ум принес хороший результат… ибо я признаю, что вы намного умнее и рассудительнее меня. Не желаете ли вы, чтобы я оказал вам какую-либо еще услугу? – спрашивал один из персонажей «Английского придворного и джентльмена-провинциала». – Вы никогда не оставите своего церемониймейстера Валентина; я знаю, что вы мудрее и способнее меня, но ваша естественная вежливость и скромность помогают вам добиться больше уважения, чем положено мне. Благодарю вас за это».
Посвящения достославным покровителям, которые писатели той эпохи размещали в самом начале своих произведений, составляются по тому же алгоритму. Эти посвящения нужны были для того, чтобы добиться благосклонности важных персон, и сделать рассуждения автора более привлекательными и основательными в глазах читателей. То были настоящие образцы вежливой и куртуазной речи – по крайней мере они изо всех сил стремились таковыми быть. В начале XVI века они обычно состояли из пары сотен слов, но со временем становились все длиннее и мудренее, иногда растягиваясь на десятки страниц. Современному читателю они покажутся очень утомительными – пространные тексты, в которых не говорится практически ничего. В качестве примера приведу вам образец письма, которое в 1656 году рекомендовали писать потенциальному учителю-наставнику для сына джентльмена (с формальной точки зрения этот человек, скорее всего, занимал более низкое положение в обществе):
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
