– В следующий раз не заходи далеко.
Офелия понимала, что малышке скучно и ей хочетсяприключений. Наверняка Пип надоело весь день слоняться по дому или играть возлекрыльца с собакой. И все-таки она считала, что так будет лучше. О рисунке матьпопросту забыла, поэтому девочка, поднявшись к себе, молча положила набросок натумбочку возле кровати, где уже лежал портрет Мусса. Они напоминали ей о Мэтьюи уже потому стали для нее сокровищем. Она чувствовала, что за эти дни междуними установилась какая-то связь, невидимая, но прочная.
– Хорошо провела день? – поинтересовалась у материПип, вернувшись на веранду.
Впрочем, она могла бы и не спрашивать – достаточно только нанее взглянуть. Вид у Офелии был совершенно измученный, как всегда послегрупповых занятий.
– Да, все в порядке.
Ей пришлось съездить к адвокату Теда, обсудить кое-какиедела с его наследством. Оставалось уплатить некоторые налоги. Кроме того, наднях на ее счет должны перевести остатки страховки. Пройдет еще немало времени,прежде чем все будет окончательно улажено. Может быть, очень много времени.Правда, дела Теда оказались в порядке, и сейчас у Офелии стало даже большеденег, чем ей нужно. Большая часть их со временем перейдет к Пип. Офелияникогда не была транжирой. Сказать по правде, она до сих пор уверена, что безэтих денег они жили бы куда счастливее. И хоть Тед добился признания, но оно непринесло им ничего, кроме забот и тревог, которых они не знали раньше. А потомон купил самолет.
Каждый день Офелии приходилось бороться с воспоминаниями, ночаще всего ей почему-то приходил на память именно тот день, когда она виделамужа и сына в последний раз. Тот роковой звонок, который навсегда изменил еежизнь. Она не могла простить себе, что заставила Теда взять с собой сына. Унего была назначена деловая встреча в Лос-Анджелесе, поэтому Тед собиралсялететь один, но Офелия считала, что им нужно почаще бывать вместе. Ни тот нидругой не выразили ни малейшего энтузиазма по этому поводу. Теперь она виниласебя. Считала себя эгоисткой. Сын требовал столько внимания, она смертельноустала и просто мечтала хоть об одном спокойном дне вдвоем с Пип. К тому жеиз-за Чеда она почти не уделяла внимания дочери, и ее мучила совесть.Представилась единственная возможность хоть немного побыть с ней. И вот ониостались вдвоем… навсегда. Их жизнь, счастье, семья – все разрушено. А деньги,которые оставил после себя Тед, в глазах Офелии ничего не значили. Она бы срадостью отказалась от них, если бы с их помощью можно было вернуть к жизнимужа и сына.
В их супружеской жизни случались тяжелые времена, но дажетогда ее любовь к Теду оставалась неизменной. Впрочем, для чего кривить душой?В их отношениях появилась трещина, и невольным виновником ее стал Чед. Нотеперь все кончено. Их несчастный мальчик успокоился навеки. И Тед с егоблестящим умом, талантом и обаянием навсегда ушел из ее жизни. Долгими часамиОфелия прокручивала в голове воспоминания, словно видеопленку, перетасовываякадры, снова и снова останавливаясь на тех временах, когда они были счастливы,и поспешно проматывая другие, о которых хотелось поскорее забыть. Это напоминаломонтаж фильма. Что получится, она не знала. Ей казалось, она делает фильм очеловеке, которого любила, несмотря ни на что. Ее любовь к мужу всегдаоставалась глубокой и неизменной… Правда, теперь это уже ничего не значило.
Проблему ужина они с Пип решили при помощи сандвичей. Пипохотно согласилась на них, хотя у нее весь день маковой росинки во рту не было.Воцарившаяся в доме тишина тяжело давила на грудь. Они никогда не включалимузыку. Пип думала о Мэтью, гадая, где же находится Новая Зеландия, о которойон говорил. Бедняга, как же он, должно быть, скучает по детям! Ей очень жальего. Пип радовалась, что рассказала ему об отце и Чеде. Правда, она неупоминала о болезни Чеда – почему-то ей показалось, что так будет нечестно поотношению к брату. Пип помнила, что его болезнь оставалась тайной, о которой запределами семьи никто не знал. А уж теперь и вовсе не стоило, решила она. ВедьЧеда больше нет.
Болезнь брата наложила свой отпечаток и на нее, да и на всехв семье тоже. Жить с ним в одном доме было нелегко. Чед всегда знал, как отецмучительно стыдился его. Догадывалась об этом и Пип. Как-то раз она случайноупомянула о его болезни в разговоре с отцом. Чед тогда снова лежал в больнице.Пип никогда не забыть, как кричал на нее отец – кричал, что она не понимает,дескать, о чем говорит. Но Пип понимала. Понимала слишком хорошо, может быть,даже лучше, чем он. Она знала, как тяжело болен Чед. И Офелия тоже знала.Только один Тед отказывался это видеть. Из-за своей гордости. Тед отказывалсясмириться с тем, что сын неизлечимо болен. И не важно, что говориливрачи, – он упорно стоял на своем: если мальчишка будет подчиняться раз инавсегда установленным строгим правилам, то и проблем никаких не будет. Адобиться этого – задача Офелии. Он вечно винил во всем жену, упорно отказываясьверить, что сын болен. И как бы плохо ни обстояли дела, Тед продолжал закрыватьглаза на горькую правду.
Выходные прошли тихо. Андреа, пообещавшая снова выбраться кним на уик-энд, передумала и не приехала. Малыш простудился, сообщила она потелефону. К вечеру воскресенья Пип просто извелась – так ей хотелось сноваувидеться с Мэттом. Офелия все утро дремала на веранде. Понаблюдав за матерьюоколо часа, Пип позвала Мусса и отправилась на пляж. Вообще говоря, она несобиралась идти на общественный пляж – она просто пошла в ту сторону. Но когдаПип спохватилась, оказалось, что она уже далеко от дома. И тогда она бросиласьбежать во весь дух, отчаянно надеясь, что он еще не ушел. Мэтт сидел на том жесамом месте, где и раньше, и снова рисовал, только теперь это была уже другаяакварель. Снова закат солнца, но уже с ребенком – девочкой с красновато-рыжимиволосами, хрупкой и тоненькой. На ней были белые шорты и розовая рубашка. Наберегу возле нее бегала большая коричневая собака.
– Ой, это я и Мусс? – тихонько спросила Пип, иМэтт вздрогнул от неожиданности.
Он не заметил, как она подошла. Помедлив немного, онобернулся. И на губах его появилась улыбка. Сегодня он ее не ждал, ведь онасказала, что ее мать уедет в город только во вторник. Но обрадовался, что онавсе-таки пришла.
– Может быть, дружочек. Какой приятный сюрприз! –улыбнулся Мэтт.
– Мама уснула. А мне нечего делать, вот я и решилаприйти.
– Очень рад, что ты пришла. А мама не испугается, когдапроснется и увидит, что тебя нет?
Пип покачала головой. Теперь Мэтт уже хорошо ее изучил,чтобы понять, что это значит.
– Она иногда спит целыми днями. Наверное, ей так лучше.
Зная об их горе, он уже больше не удивлялся. Разом потерятьи мужа, и сына! Мучило его другое – погрузившись в свое отчаяние, мать Пип,похоже, не понимает, что фактически забросила дочь. Ведь ей даже поговорить нес кем, кроме разве что собаки.
Пип снова уселась на песок возле него и молча смотрела, какон рисует. Потом встала и принялась бродить по берегу возле самой воды впоисках раковин. Мусс кругами носился возле нее. А Мэтт, бросив рисовать,наблюдал за ними. Ему нравилось смотреть на Пип, она была очаровательной,словно существо из какого-то другого мира. Порой Пип напоминала ему русалочку,выбравшуюся из моря, чтобы потанцевать на берегу. Или загадочного лесногоэльфа. Мэтью так засмотрелся, что не заметил направляющуюся к ним женщину.Когда он обернулся, она стояла совсем рядом. Лицо у нее было напряженным. Мэтьюиспуганно вздрогнул. Он понятия не имел, кто она такая.
