Эй, приятель, пиво ты пей,Пиво ты пей, пей пиво!
Заключительные ноты прозвучали особенно удачно, и, воодушевленные, мы подкрепились воспетым напитком. Вонючка, как и я, уже изрядно осоловел.
– Бьорн, – восторженно воскликнул он, – а из тебя отличный дракон мог бы получиться! Давай я замолвлю словечко, Древнейшина наверняка согласится!
– Дудки! – Я со смехом погрозил ему пальцем. – Все про вас, драконов, знаю, не думай! Одна дракониха на всю ораву! Я в очереди стоять не люблю!
Вонючка пригорюнился и ушел к источнику. Вернулся он, впрочем, повеселевшим.
– Слушай, Бьорн, а все-таки удачно вышло, что ты ко мне забрел! – сказал он, обнимая меня крылом за плечи. – А какими судьбами ты ко мне забрел? – встрепенулся он.
– Да я же говорил, на Землю мне надо.
– А, помню, ты же… это… бежишь. А от кого ты бежишь?
– Да так, от одного бога войны, – терпеливо начал я свою историю по второму кругу, – от Росомахи…
– Какой-то жалкий божок осмеливается обижать моего друга! – зарычал дракон. – Подать сюда эту Росомаху!
Вонючка бросился в лес, ломая молодую поросль и яростно рыча. Минут через пять он вернулся и тяжело перевел дух.
– Уф, – сказал дракон, – что-то не нашел я вражину! Но ты не переживай! Вот хлебну пива, и тогда она от меня не уйдет!
– Прекрати, что ты раздухарился? Росомаха сейчас наверняка в поселке…
– Я спалю этот поселок! – задорно гаркнул Вонючка, на секунду отрываясь от пенящегося потока.
– Что ж, это странный мир, – расстроился я, – поэтому мне и хочется на Землю, в родной городок. Здесь все стремятся сожрать друг друга, и, кажется, только у нас и можно найти доброту. – По моим щекам потекли слезы, я махнул рукой и отправился заливать печали.
– Ну что ты, Бьорн, перестань. – Вонючка сочувственно опустился рядом со мной и уныло опустил голову.
– Жестокость, – всхлипывал я, – как вы не можете понять, что жестокость и пиво несовместны…
– Эх, Бьорн, – Вонючке передалось мое настроение, – а ты думаешь, драконам намного лучше твоего приходится? – Он душераздирающе вздохнул. – Да нас, если хочешь знать… Да мы… Слушай, друг, спой что-нибудь грустное, а, ты так хорошо поешь! Про нас, про драконов, ты ведь в душе дракон, я знаю… – Кажется, он тоже заплакал.
– Я в душе художник…
– Вот-вот, я же и говорю… – Вонючка окончательно разрыдался. – Мы ведь, драконы, тоже в душе художники… Только рисовать не умеем…
– Так я не знаю про драконов…
– Ну пожалуйста, Бьорн, я ведь подпою!
– Ладно… – И обливаясь слезами, прерывая пение походами к источнику, мы затянули старую добрую песню, которую я на ходу переделал соответственно случаю:
У дракона четыре ноги,Позади у него длинный хвост,Но трогать его не моги-иЗа его малый рост, малый рост.
У дракона большие глаза,В тех глазах – большая слеза:Это ты наступил ему на хвост,Несмотря на его малый рост…
После этого мы уже почти не говорили. Песня имела такой бешеный успех, что мы пропели ее раз десять подряд. Про пиво мы тоже не забывали. Наконец, я сообразил, что если хочу пройти сегодня через врата, то мне пора. И был прав, ибо вместе с Вонючкой, который отправился меня провожать, до ворот мы добрались с немалым трудом.
– Прилетай в гости, дружище, – просил я, – я тебя еще не так угощу. Прилетишь?
– Обязательно, но и ты, Бьорн, меня не забывай, – требовал он. – Меня вот-вот сменят, и я вернусь в драконьи горы. Спреи… спроси там Вонючку…
– Прощай, друг Вонючка, – сказал я, обнимая дракона. – Будет возможность – обязательно тебя проведаю. Обещаю!
– Буду ждать, буду ждать, – сказал дракон сонно и, глядя куда-то вниз, под себя, задумчиво добавил: – Подумать только. А ведь до сегодняшнего дня я считал, что ног у меня всего две…
Глава 3
Энди Васин. Небеса обетованные
Пологие холмы, покрытые мягкой как шелк травой. Могучие деревья неизвестной мне породы – сюрреалистическая помесь дуба с березой, но только хвойные. Поляны, сплошь заросшие цветами самых идиотских расцветок… Жену бы сюда. То-то было бы сюсюканья…
Я двигался в указанном направлении, время от времени прихлебывая из подаренной фляги. Фляга была литра на полтора. По моим подсчетам, я уже давно должен был выхлебать из нее все, но фляга по-прежнему была полна. Я решил в этом плане не заморачиваться и продолжал пить.
Воздух был настолько свежим, что курить хотелось не переставая. Мало того. Курить хотелось даже во время курения. Затягиваясь дымом только что прикуренной сигареты, я уже с вожделением думал о следующей.
Время от времени тропинка упиралась в маленькие лесные речушки, через которые я легко перепрыгивал. На берегу одной из них я присел отдохнуть. В прозрачной воде плавала стайка золотых рыбок с роскошными хвостами. Мелодично гремел птичий хор (да так слаженно, словно птицы подчинялись невидимому дирижеру). Над моей головой порхали бабочки. Кругом царила настоящая идиллия, но я испытывал смутное беспокойство, которое все больше нарастало. Что-то в этой идиллии было не так. Чего-то мне не хватало.
И я знал – чего именно.
Не хватало консервных банок на дне речушки. Не хватало битых бутылок (целые бутылки тоже отсутствовали). За всю дорогу я не встретил ни одной гниющей мусорной свалки, ни одного ржавеющего древнего трактора, погибшего в неравной битве с урожаем. Старые покрышки не валялись повсеместно. Легкий ветерок не вынес мне под ноги ни одного обрывка газеты. Ни клочка туалетной бумаги. Под ногой, правда, был сигаретный бычок – но это был, увы, мой бычок.
