Тело покойной (ее рост при жизни был 157 см) в условиях сухого климата быстро мумифицировалось, а то обстоятельство, что «красавица» умерла зимой, способствовало замедлению процесса размножения микробов. Свое необычное имя мумия получила за яркие черты лица, характерные для женщин кавказского типа.
Я долго и внимательно рассматривал останки, о существовании которых узнал где-то в середине 80-х годов. С фотографии, сконструированной по останкам этой женщины, на меня смотрело довольно смуглое симпатичное европейское лицо с большими умными глазами, несколько заостренными скулами, резко очерченным подбородком и темно — каштановыми волосами. Назвать ее красавицей я бы не решился, но, увидев на улице шумного города, обязательно обратил бы на нее внимание. Теперь нужно только перенестись почти на четыре тысячи лет назад и повстречать стильную незнакомку в районе озера Лобнор.
В уйгурской харчевне
Следует добавить, что с удивительной находкой археологов связано популярное среди китайской молодежи лиричное стихотворение «Невеста из Лоуланя» современной тайваньской поэтессы Си Мужун. Позднее на эти слова был написан модный шлягер.
Среди других экспонатов музея, заслуживающих пристального внимания, погребальная утварь из захоронений в Астане и Караходже, обнаруженная в руинах Субаши, Гаочана, Яр-Хото, древние документы на чрезвычайно редких языках, предметы материальной культуры из Каратара, Турфана, Цемо, Хами и т. д. О многих из них постараюсь рассказать на страницах этой книги.
В центре города Ху Дацин показал мне еще одно современное помпезное здание 50-х годов— национальный театр с колоннами и скульптурами при входе, сейчас там обычно показывают кинофильмы. Вокруг него уже стоят современные дома и высятся ультрамодные новостройки. Правда, если пересечь площадь, то прямо напротив театра расположена одна из главных мечетей Урумчи— Джами Хан-Тенгри (Пятничная мечеть Хан-Тенгри).
В отличие от культовых сооружений, куда приходят жители близлежащих домов, ее посещают верующие из разных районов города. Сама мечеть, перестроенная относительно недавно, находится как бы на втором этаже, а внизу, в огромном супермаркете, идет бойкая торговля. Исключительно рациональное использование имеющихся площадей в первый момент несколько удивило, но, с другой стороны, предпринимательская и социально-экономическая активность населения на территориях, непосредственно прилегающих к мечетям, вполне вписывается в традиции стран Востока.
Поднявшись по лестнице, я сразу натолкнулся на металлический табут — специальное приспособление, в котором во время похорон носят завернутое в саван тело усопшего. Мне, увы, неоднократно приходилось участвовать в ритуале погребения по мусульманскому обряду, в том числе и в татарской деревне за Казанью. Пожалуй, впервые увидел такую легкую, прочную и удобную конструкцию.
В нынешнем административном центре Синьцзян-Уйгурского автономного района достаточно сложно найти старинное здание, а мне очень хотелось почувствовать атмосферу конца XIX— начала XX века, когда в Урумчи постоянно приезжали и встречались знаменитые путешественники и искатели приключений, выдающиеся ученые и деятели культуры. С помощью друзей Ху Дацина мы смогли, наконец, отыскать храм Конфуция (кит. Вэнымяо), который был построен в 10-й год правления цинского императора Гуансюя, т. е. в 1884 году.
Он расположен в центральной части города, но в тихом месте. Настолько тихом, что мне понадобилось минут десять, чтобы найти в него вход. Музей, разумеется, был закрыт на неопределенный срок, но его работники любезно разрешили побродить во внутреннем дворике. Вэнымяо — единственный сохранившийся конфуцианский храм на территории региона. Его неоднократно разрушали и ремонтировали, в 1945 году отреставрировали практически полностью. Хочется верить, что тут бывали Н. М. Пржевальский и П. К. Козлов, Н. К. Рерих и С. Ф. Ольдербург, С. Гедин и А. Стейн, П. Пельо и Отани Кодзуи, А. фон Ле Кок и многие другие, вписавшие свои имена в историю изучения Центральной Азии.
После выполнения насыщенной программы очередного дня решено было как следует подкрепиться. Русский путешественник Г. Е. Грумм-Гржимайло так описывал харчевни в Урумчи, где он останавливался летом 1889 года: «Китайский трактир — открытое помещение под навесом… Оно не блестит ни чистотой, ни комфортом: квадратные… и длинные, насквозь промасленные столы, такие же скамейки и табуреты, — вот и вся его утварь; смрад и едкий чад — обычная в нем атмосфера; копоть на всем и повсюду; если что-нибудь подают, то подают до отвращения грязно… Да как же о чистоте тут и думать, когда с улицы несет сюда беспрепятственно пыль, а в непогоду, когда «Киндык» (главный городской базар. — Н. А.) обращается в сплошную клоаку вонючей грязи, каждый проезжий обдает посетителя дождем брызг и комьями грязи! Публика же этих трактиров относится к окружающей ее грязи довольно безучастно.
Эта публика в высшей степени разнообразная, всего же более голытьба. Есть завсегдатаи, которые, кажется, на то только и существуют, чтобы украшать собой такие чертоги. Среди этих субъектов, как свежая и яркая заплата на просаленном полотне, виднеются иногда и довольно прилично одетые господа. Но таков уж обычай! Еда — это своего рода культ для китайцев; под покровом трактира в Китае исчезают все различия между людьми». По словам исследователя, аналогичные заведения дунган своим внешним видом «почти вовсе не отличаются от китайских», но подают там «много опрятнее».
Вероятно, все так и было сто с лишним лет назад, но я со своей стороны абсолютно убежден, что оптимальное место для настоящего чревоугодия — это шумная китайская или уйгурская харчевня. Здесь действительно знают толк в еде: если в заведении много посетителей, то повар — мастер своего дела. Добравшись до Синьцзяна, грех не отведать свежей баранины, которую подают в уйгурских ресторанах. Ху Дацин, ханец по национальности, полностью меня поддержал, поэтому решение было принято в считанные секунды.
Перед входом в харчевню неизменно висит туша барана, зарезанного по-мусульмански ранним утром. Около нее стоит мужчина, который быстрыми и профессиональными движениями острым ножом срезает те куски мяса, которые заказали клиенты. Мясо в основном идет на кухню, но значительную его часть он готовит сам, ибо в его распоряжении находится тандыр, где обычно пекут роскошные лепешки (тюрк, нан) с кунжутными семечками и самсу (кит. каобаоцзы) с начинкой из рубленой баранины.
В часы массового наплыва клиентов ему не до лепешек и самсы, поскольку одно из самых популярных блюд во время обеда и ужина— мясо, приготовленное непосредственно в печи (тюрк. — кит. нанкаожоу). Только что срезанное сырое мясо легко прилипает к раскаленным внутренним стенкам тандыра; когда оно дошло до нужной кондиции, необходимо побрызгать на него соляным раствором и аккуратно вытащить из печи. Невозможно передать аромат и вкусовые оттенки этого деликатеса, но тот, кто его попробовал, отныне знает, что такое качественное мясо.
