Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Самой известной коммуналкой стало гигантское Городское общежитие пролетариата, расположенное в здании прямо напротив Московского вокзала, где теперь находится гостиница «Октябрьская». Сокращенно общежитие называлось ГОП № 1. По распространенной легенде, от этой аббревиатуры и происходит слово «гопник». К середине 1920-х в общежитии были прописаны почти четыреста человек, средний возраст которых не превышал двадцати четырех лет. По большей части уже к двум дня в здании не оставалось ни единого трезвого человека. Грабили «ГОПники» всех, кто рисковал подойти к их логову ближе чем на километр. Именно в те годы к району вокруг общежития намертво прилипла репутация «бандитской Лиговки».
Район Московского вокзала престижным не назовешь. Даже в середине ХIХ века это была глухая окраина. Доходило до того, что иногда прямо к вокзалу из окрестных лесов выбегали всамделишные серые волки, которых путевые обходчики стреляли из берданок. Разного рода хищников хватало тут и позже.
Газеты того времени утверждали, будто кварталы Старо-Невского сразу за Московским вокзалом успели превратиться в один огромный рынок кокаина, и даже называли фамилию главного поставщика: некий Мойша Вольтман. Рядом с вокзалом работали и популярные среди пролетариата публичные дома. Самый модный (по адресу Невский, 106) принадлежал Адели Тростянской, муж которой был, между прочим, весьма популярным театральным артистом. Клиентов принимали не таясь, над входом даже висела большая вывеска: «Уроки французского языка для взрослых».
Соваться в район было смертельно опасно. В августе 1926-го несколько обитателей ГОПа посреди бела дня схватили шедшую по Лиговке молодую рабочую Любовь Белякову, завязали девушке глаза грязной тряпкой и, оттащив с улицы чуть в сторону, насиловали в течение четырех часов подряд. Всего над девушкой надругались больше двадцати пяти человек. Причем один из участников собирал с выстроившихся в очередь желающих по 15 копеек – «себе на водку».
После того случая Городское общежитие власти все-таки прикрыли, а семь насильников были приговорены к расстрелу. Однако имидж района нисколечко от этого и не улучшился. Традиции групповых изнасилований свято хранились тут на протяжении десятилетий. Уже после войны полтора десятка молодых негодяев из банды некоего Королева прямо в Екатерининском садике на Невском изнасиловали женщину-милиционера в форме. Та кричала, но никто из прохожих вступиться не рискнул.
Вдоль ограды Знаменского собора (стоявшего на месте нынешней станции метро «Площадь Восстания») в любое время дня и ночи бродили стайки несовершеннолетних проституток.
На Невском прогуливается полуребенок. Шляпа, пальто, высокие ботинки. Все, как у настоящей «девицы». И даже пудра, размокшая на дожде, так же жалко сползает на подбородок.
– Сколько тебе лет? Двенадцать? А не врешь? Идем…
Покупается просто, как коробка папирос. На одном углу Пушкинской папиросы, на другом они. Это их биржа. Здесь котируются их детские души и покупаются тела.
Здесь же их ловят.
– Манька, агент!
Брызгают в разные стороны, спотыкаясь и скользя на непривычно высоких каблуках, придерживая чертовски модные шляпы, теряя перчатки – и клиентов.
А чуть дальше, в сторону улицы Марата, начинались и вовсе жуткие воровские малины. Именно там обосновался легендарный Ленька Пантелеев. Слава его была такова, что грабить горожан Ленька мог совсем без оружия. Фраза «Я – Пантелеев, сдавайте денюжки» действовала убийственнее револьвера.
Только в течение марта 1922 года Ленька совершил одиннадцать убийств, тридцать грабежей квартир и четырнадцать вооруженных нападений. Говорили, что во время налетов он флиртует с дамами и некоторых даже одаривает драгоценностями, отобранными у соседок. Рассказывали, что грабит он только богатых, а бедным, наоборот, помогает. Утверждали, будто поймать его невозможно. По городу бродил фантастический анекдот, согласно которому однажды бандита опознали в трамвае. Пантелеев перестрелял половину вагона, велел вагоновожатому гнать, спрыгнул на полном ходу, вывихнул ногу, но все равно ушел. Утверждали, будто именно после того случая городские власти приняли решение перегородить кирпичными стенами знаменитые петербургские проходные дворы, так что большинство из них теперь заканчивается тупиками.
Чтобы стать легендой, Леньке понадобился всего год. После этого он иногда просто звонил в квартиру и представлялся; женщины тут же падали в обморок, а мужчины сами сдавали деньги и ценности. И все-таки Ленька попался. Причем попался глупо. В сопровождении оруженосца Митьки Гаврика он зашел в магазин на углу Невского и Большой Конюшенной, чтобы купить себе модный кожаный пиджак. Там Пантелеев был замечен случайно проходившим мимо милиционером и взят, как последний лошбан, – прямо в примерочной кабинке.
До суда камеру Пантелеева охраняли целых восемнадцать милиционеров. Однако он умудрился-таки сбежать и за следующие пять месяцев успел убить десять человек и совершить около пятидесяти разбойных нападений. Так бы продолжалось и дальше, но на День святого Валентина 1923 года Ленька с адъютантом решили навестить знакомого польского вора Мацкевича, на хазе которого всегда было много фартовых девиц. Располагалась хаза буквально в двух шагах от места, где сегодня стоит модный клуб «Грибоедов». В темную прихожую Ленька зашел, держа в обеих руках корзины с фруктами и вином. Вместо барышень в квартире его ждала засада.
Вытащить оружие он просто не успел: без лишних разговоров 18-летний чекист Иван Бусько выстрелил Пантелееву в глаз. Голова бандита раскололась как арбуз. Адъютант попытался бежать, но чекисты пристрелили и его. Сообщение о смерти Леньки опубликовали все городские газеты, да только перепуганные горожане не верили, что легендарный вор мертв. Чтобы их успокоить, власти города пошли на необычные меры. По их распоряжению Леньке отрезали простреленную голову и выставили ее в витрине Елисеевского магазина прямо на Невском. Остальное же тело было захоронено в братской могиле.
2
В своих мемуарах литературовед Виктор Шкловский иронизировал: «В 1921-м разрешили свободную торговлю и сразу открылись кафе – тысячи кафе. Ни в одном городе мира нет такого количества кафе, как в Петербурге. Еще вчера людям нечего было есть, а сегодня на каждом углу продают пирожные. Оказалось, что в послереволюционной России больше всего нужны были именно пирожные».
Светская жизнь понемногу возрождалась. К середине 1920-х в городе работали уже сорок шесть ресторанов. Газеты так описывали типичное заведение:
Отвратительный мутный дым стоял в этой зале. От него тускнел яркий свет электричества. И физическая, и психическая атмосфера этой комнаты была нестерпима. Вокруг карточных столов (их было штук десять, больших и малых) сидели люди с характерными выражениями. В четыре часа утра, в двенадцать дня, в шесть вечера – всегда одно и то же: все те же морды, все тот же воздух…
Мы вышли в соседнюю залу и у журчащего фонтана слушали баритонов и теноров и смотрели на пляшущих барышень, воображавших себя балеринами…
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
