...на священные Фивы, на град Этионов ходили...
И т. д.
Эго не моя фантазия, не мое сочинение. Эго слова гомеровского текста, подходящие к началу эпической поэмы. Они в нем уместны и могли бы в нем быть. Но их в начале поэмы нет. И это свидетельствует о том, что поэма формировалась как вырезка из большого эпоса, из почти стабилизировавшегося эпического текста. Что она формировалась наскоро, по сиюминутным надобностям очередного соревнования. Но случайно именно этот вариант, возможно очень понравившийся влиятельным слушателям, угодил под запись. И стал каноном, существующим вот уже почти три тысячи лет. Стал той «Илиадой», которую мы знаем.
Клейн Л. С. Анатомия «Илиады». СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. Фпоренсов Н. А. Троянская война и поэмы Гомера. М.: Наука, 1991.
Bethe Е. Der homerische Apollonhymnos und das Prooimion. Leipzig: Hirzel, 1931.
Böhme R. Das Prooimion: eine Form sakraler Dichtung der Griechen. Bühl: Konkordia, 1937.
Dahms R. Ilias und Achilleis: Untersuchungen zur Komposition der Ilias. Berlin: Weidmann, 1924.
Düntzer H. Das Prooimion der Ilias // Berliner Zeitschrift für das Gymnasialwesen. 1857. XI (410-419): 164-179.
Heberdey R. Die Briseisvase des Hieran // American Journal of Archaeology. 1934. 38 (1): 133-136.
Koller H. Das kitharodische Prooimion // Philologus. 1956. 100: 159-206.
Lenz A. Das Proöm des frühen griechischen Epos: Ein Beitrag zum poetischen Selbstverständnis. Bonn: Habelt. 1979.
Minton W. W. Homer’s invocation of the Muses: Traditional patterns // Transactions and Proceedings of American Philological Association. 1960. 91: 292-309.
Minton W. W. Invocation and Catalogue // Transactions and Proceedings of American Philological Association, 1962. 93: 188-212.
Naeke A. F. Prooemia et programmata scholis festisque indicen-di scripta // Opuscula philologica. T. I. Bonn: F. T. Welcker, 1842: 70-275.
Pagliaro A. II proemio dell’Iliade // Rendiscotti d. Accademia degli Lincei, ser. 8a. 1955. X: 369-396.
Pestalozzi H. Achilleis als Quelle der Ilias. Erlenbach; Zürich: Rentsch. 1945.
Pucci P The proem of the Odyssey // Arethusa. 1982. XV: 39-62.
RedfieldJ. The proem of the Iliad: Homer’s art // Classical Philology. 1975.74: 95-110.
Этот мерзкий Ферсит
1. Народный вития — антигерой. Среди множества ахейских героев есть лишь один антигерой — это Ферсит. Ни один другой персонаж «Илиады» не описывался с таким омерзением — даже троянский союзник Амфи-мах, предводитель карийцев, который и в битвы ходил, «наряжался златом, как дева» (явное презрение). Ну а Ферсит...
Я буду цитировать Гомера по Гнедину, а в современных редакциях его перевода это имя передано в немецкой огласовке: Терсит. В греческом оригинале и ранних редакциях Гнедича оно начиналось с фиты ©, которая после революции была изгнана из русского алфавита, и ее, как правило, заменили буквой Ф. На деле она произносилась близко к современному английскому ?/г, поэтому в английском языке она так и передается, а в немецком 77? читается как Т. Этому звучанию и следовали редакторы Гнедича. В цитатах я сохраню это написание, а в остальном все-таки буду следовать русской традиции.
Во второй песни «Илиады» перед «Каталогом кораблей» помещается эпизод с Ферситом. Описывается народное собрание, созванное Агамемноном. Все уселись на своих местах, наступила тишина, и только Ферсит
...меж безмолвными каркал один, празднословный;
В мыслях вращая всегда непристойные, дерзкие речи, Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность, Все позволяя себе, что казалось смешно для народа
(11,212-215).
Таким образом, с самого начала расставлены все точки над 1: это критикан, мятежник, как сейчас сказали бы, революционер, и отношение к нему у певца однозначно негативное: как можно царей оскорблять! Ферсит в «Илиаде» не имеет отчества: он простолюдин. Певец отчетливо на стороне родовой аристократии, царей. Когда он говорит о Ферсите, выбираются самые презрительные слова. У Ферсита все плохо, даже внешность:
Муж безобразнейший, он меж данаев пришел к Илиону; Был косоглаз, хромоног; совершенно горбатые сзади Плечи на персях сходились; глава у него подымалась Вверх острием, и была лишь редким усеяна пухом
(11,216-219).
Можно ли придумать более отвратительную внешность? Использовано все, чтобы показать, насколько это мерзкий тип. Добавлено, что он был всегда врагом наилучших героев — Одиссея и Ахилла:
Враг Одиссея и злейший еще ненавистник Пелида,
Их он всегда порицал; но теперь скиптроносца Атрида С криком пронзительным он поносил... (II, 220-222)
Какие же обвинения он, «буйный», выдвинул против Агамемнона? Выслушаем его речь:
Что, Агамемнон, ты сетуешь, чем ты еще недоволен?
Кущи твои преисполнены меди, и множество пленниц В кущах твоих, которых тебе, аргивяне, избранных Первому в рати даем, когда города разоряем.
Жаждешь ли злата еще, чтоб его кто-нибудь из троянских
Конников славных принес для тебя, в искупление сына, Коего в узах я бы привел, как другой аргивянин?
Хочешь ли новой жены, чтоб любовию с ней наслаждаться? В сень одному заключившися? Нет, недостойное дело, Бывши главою народа, в беды вовлекать нас, ахеян!
(II, 225-234)
То есть Ферсит выдвигает вполне демократические лозунги против привилегий аристократии, а с точки зрения аристократии — демагогически восстанавливает ахейские народные массы против верховного вождя. Более того, он делает из этого преступный вывод — конкретный призыв к дезертирству:
Слабое, робкое племя, ахеянки мы, не ахейцы!
В домы свои отплывем, а его мы оставим под Троей,
Здесь насыщаться чужими наградами; пусть он узнает, Служим ли помощью в брани и мы для него иль не служим
(II, 235-238).
Усмирил этого народного витию безупречный воин, божественный Одиссей. Устремившись к этому подонку, он воскликнул:
Смолкни, Терсит, и не смей ты один скиптроносцев порочить. Смертного боле презренного, нежели ты, я уверен,
Нет меж ахеян, с сынами Атрея под Трою пришедших. Имени наших царей не вращай ты в устах, велереча!
Их не дерзай порицать, ни речей уловлять о возврате!..
Ты, безрассудный, Атрида, вождя и владыку народов,
Сидя, злословишь, что слишком ему аргивяне герои Много дают, и обиды царю произносишь на сонме!
(11,247-251,254-256)
Одиссей пригрозил Ферситу, что ежели тот продолжит свои безрассудные речи, то Одиссей не будет Одиссеем,
