— И это в его возрасте! — продолжала возмущаться дочь. — Старый кретин!
— Заткнись! — потеряв самообладание, закричала мать.
Стаська споткнулась на полуслове и застыла, вопросительно приподняв бровь. Затем поднялась из-за стола, переложила на тарелку оставшийся кусочек бутерброда и продела палец в ручку чашки.
— Подожди! — устало попросила мать.
Стася, не обращая на нее внимания, двинулась прочь из кухни, унося с собой остатки завтрака. Минуту спустя, из ее комнаты понеслась негромкая джазовая музыка.
Альбина Яковлевна еще раз бесшумно ударила кулаком по поверхности стола.
Не удержалась… Теперь придется идти за дочерью и долго унижаться. Ничего не поделаешь: только Стаська может им помочь. Конечно, если пожелает.
Альбина Яковлевна поднялась со стула и, минуту поколебавшись, двинулась на звук популярной песни Бенсона. Дошла до закрытой двери в комнату дочери и осторожно поскреблась в нее. Ответа, как и ожидалось, не получила.
Альбина Яковлевна постучала еще раз, чуть громче и приоткрыла дверь.
— Можно? — спросила она почти заискивающе.
Стаська сидела на диване, подобрав босые ноги в узких голубых джинсах. Перед ней лежал развернутая газета. И не какая-нибудь желтая глупость, а заумный «Файненшнл Таймс». Рядом на полу стояла пустая чашка, угнездившаяся в тарелке с хлебными крошками. При виде матери Стася немного нахмурилась и холодно сказала:
— Мне хотелось бы позавтракать спокойно.
— Прости меня, — покаялась мать. — Не сдержалась.
Дочь молча пожала плечами и снова опустила голову, углубившись в чтение. Господи, и в кого она такая?!
— Помоги мне, пожалуйста…
Альбина Яковлевна презирала себя за плаксивые интонации, но выхода не было. И она, женщина на изломе сорока с лишним лет, должна унижаться перед собственной сопливой дочерью! Нет на свете справедливости.
— Я же сказала, кредит оформлять не буду, — заявила Стаська, не поднимая головы от журнала.
— Да ты хоть выслушай меня! Я тебя об этом уже не прошу!
Дочь подняла голову и уставилась на мать проницательными холодными глазами.
— У старухи деньги просить тоже не буду, — сказала она, предупреждая мать.
— Почему? — опешила Альбина Яковлевна.
— Потому, что не даст, — коротко ответила дочь. Сложила газету, отшвырнула ее в сторону, поднялась на ноги и отошла к окну. Сунула руки в карманы брюк и принялась разглядывать унылую слякоть за окном.
— Нам — не даст, — тихо сказала мать, — а тебе…
— Ну да!
Стаська на секунду повернула голову и окинула мать неприязненным взглядом.
— Вы с отцом ее дерьмом облили, а я теперь должна идти его вылизывать! Имей совесть!
— Стася, отца посадят, — жестко сказала мать, разом теряя все слезливые интонации. — Если тебе безразлична его судьба, подумай о своей. Неужели ты всерьез считаешь, что сможешь продвинуться по работе с таким пятном на семейной репутации?!
Это был единственный припрятанный в рукаве козырь, но козырь крупный. Стася открыла было рот, но тут же отвернулась назад к окну и не сказала ни слова.
Вот и подумай, милая.
Альбина Яковлевна с некоторым злорадством рассматривала стройную спину дочери и белые сверкающие волосы, небрежно закинутые за плечи. Да, она нашла убедительный довод и привела его вовремя.
— Мам, это бесполезно, — сказала Стася с некоторым сожалением, очевидно просчитав ситуацию.
— Почему ты так считаешь?
Стаська развернулась и прижалась аккуратной попкой к теплой батарее под окном.
— Осторожно, не сломай батарею! — предупредила мать машинально.
— Не волнуйся. Я не твой слоноподобный Фиделио, — насмешливо ответила дочь, и Альбина Яковлевна незаметно сжала руки. Нужно молчать.
— Так почему бесполезно? — повторила она вопрос.
— Смотри на вещи реально. Бабка тебя с отцом терпеть не может. Ей на ваши проблемы насрать. Тем более, если вспомнить, как вы пошалили в свой последний визит.
— Поэтому я и прошу тебя поехать к старухе, — внушительно и тихо сказала мать. — В конце концов, ты единственная женщина в семье, похожая на эту старую стерву… То есть такая же деловая и удачливая, — испуганно поправилась она, увидев, как дочь выразительно и насмешливо расширила глаза. — Вполне возможно, что тебе она не откажет…
Стаська скрестила руки на груди и уставилась в пол. Брови сошлись у переносицы, лоб поделила надвое длинная морщина.
— А деньги-то у бабки еще остались? — спросила она недоверчиво.
— А как же!
Альбина Яковлевна вскочила со стула и даже руками всплеснула, так поразил ее этот вопрос.
— Она вполне могла все профукать, — хмуро и грубо сказала дочь. — Сколько лет назад она вернулась? Почти пятнадцать? Ну, что ж ты хочешь? Домик за городом, квартирка в городе, машинка, мальчики с регулярной сменой караула… Может, у нее и нет ничего. Так, остатки проживает…
— Стася! Ее последний муж был не просто богатым человеком, а очень богатым! — напомнила мать. — Таким богатым, что даже ей всего не профукать за пятнадцать лет!
— Так у него, по-моему, детишки имелись? — все так же хмуро спросила дочь. Альбина Яковлевна снова махнула рукой.
— Сын. Но он все оставил старухе. Обошел французские законы, запрещающие лишать детей наследства, продал заводы и акции, обналичил денежки и — адью…
Альбина Яковлевна сделала рукой прощальный жест.
— Вот гад, — пробормотала Стася. И спросила чуть громче:
— Чем же ему сынок не угодил?
Альбина Яковлевна нетерпеливо передернула плечами.
— По-моему, женился неудачно. Да какая разница?
— Не скажи, — задумчиво ответила дочь. — Очень даже интересно, что там у них произошло. А сын еще жив? Он с ней судиться не пытался?
— Понятия не имею. Так как, съездишь к бабке? Умоляю тебя! Только ты можешь это сделать! Хочешь, на колени встану?
— Не хочу, — отказалась дочь. — Лучше верни деньги, которые этот урод у меня украл.
— Доченька!
И мать сделала попытку ее поцеловать. Впрочем, неудачную, так как Стаська ловко увернулась.
— Я не про сегодняшние двести долларов говорю, — предупредила она. — Я про общий счет.
— А сколько там на счету? — с некоторой тревогой спросила мать.
— Тысяча восемьсот.
Альбина Яковлевна еле слышно вздохнула.
— Обещаю тебе, — сказала она твердо.
— Ладно.
Стаська задумчиво прошлась по комнате. Мать следила за ней безумными от внезапной надежды глазами, едва сдерживая нетерпение.
