И все же почему в 1880-х гг. производительность земледелия в России находилась на таком низком уровне? Следует отметить, что данные за этот период вполне коррелируют со статистикой предшествующих периодов истории, на протяжении которых отмечались столь же низкие урожаи (Каган. 1985, 49–50). Следовательно, низкую урожайность 1880-х гг. нельзя приписать ошибке, закравшейся в данные исследований, или отнести на счет недостаточности осадков в этот период. Остается загадкой, почему освоение российских степей не помогло добиться заметного роста производительности. Тем не менее даже в конце XIX в. фактическое производство пшеницы было сосредоточено севернее — в центральных районах страны, где условия больше подходили для выращивания ржаных культур. В итоге низкая продуктивность этих регионов определила средние показатели по стране в целом. Очевидно, что эффективность сельскохозяйственного сектора в России в этот период была невысокой. Однако следует отметить, что к началу Первой мировой войны разрыв между урожайностью зерновых в Северной Дакоте и в России сократился. В этом смысле в аграрной отрасли, действительно, удалось достичь определенных успехов, но все эти достижения основывались на крайне низких стартовых показателях, а значит, более высокий уровень для экономики так и остался недосягаемым. Если исходить из того, что своими достижениями Россия обязана изменениям в региональной структуре производства, то можно сделать вывод, что не менее важную роль здесь играл процесс интеграции в мировую экономику.
Промышленное развитие
Несмотря на то что рост производительности сельского хозяйства играл ведущую роль в росте экономики России, также заметную роль играло увеличение объемов производства потребительских товаров — прежде всего продукции текстильной промышленности, а также рост производства в секторе тяжелой промышленности (локомотивы, стальной прокат и т. д.). Интеграция России в мировую экономическую систему сама по себе могла бы оказать негативное влияние на процессы индустриализации. Снижение стоимости перевозок уменьшало издержки английских производителей на поставку хлопка и стали в российские порты. Сочетание роста цен на сельскохозяйственную продукцию и снижения издержек промышленников провоцировало отток ресурсов из промышленного сектора в пользу развития аграрной отрасли, тем самым препятствуя индустриализации экономики страны. Одним из путей решения этой проблемы стали таможенные пошлины.
Возможно, в конце XIX в. переход к политике протекционизма в торговле был необходимым условием становления тяжелой промышленности в развивающихся странах, о чем наглядно свидетельствует пример Индии, где британцы строили железнодорожную систему, сопоставимую по масштабам с российской. При этом все материалы (рельсы, локомотивы и подвижной состав) для этого строительства ввозились из Англии, поэтому даже столь грандиозный проект не давал стимула к развитию черной металлургии, сталелитейной и инженерной отраслей промышленности Индии (Хэдрик. 1988, 81–91, 276–298). В России же таможенные пошлины и протекционистская политика правительства позволили промышленному сектору построить сталепрокатные заводы, а также развивать металлообработку и машиностроение для нужд отечественного железнодорожного строительства. В итоге российская тяжелая промышленность продемонстрировала девятикратное увеличение объемов производства.
В текстильной отрасли наблюдалась совсем иная картина. В ответ на экспансию дешевого британского хлопка многие страны поднимали таможенные пошлины — этот метод показал свою эффективность и в России, и в других странах Европы и Северной Америки. Однако страны с низкой стоимостью трудовых ресурсов могли использовать эту ситуацию для своей пользы и без внедрения элементов протекционизма. Таким образом свое масштабное текстильное производство построили Индия, Китай и Япония, они сочетали применение английского оборудования и местные, достаточно дешевые, трудовые ресурсы. Эти колоссы промышленного производства на внешнем рынке смогли составить достойную конкуренцию британским производителям. Исходно производственный процесс был сведен до уровня прядения, причем нить прялась вручную жителями деревень. Можно предположить, что протекционизм в российской таможенной политике стал бы толчком к более раннему переходу к промышленному прядению. Однако история азиатских стран свидетельствует о том, что этот фактор не являлся столь уж необходимым для развития текстильной промышленности (Моррис. 1983, 555, 572–583).
Продвижение продукции хлопковой индустрии в России было более активным, нежели сталелитейной или инженерной отраслей. В период с 1880-х гг. до начала Первой мировой войны на многие промышленные товары были установлены довольно высокие тарифы, при этом в России действовала надбавка (для ряда товаров имевшая фиксированный размер), за счет которой уровень цен в стране был выше общемировых. Исключение составляли именно товары текстильной промышленности: здесь наблюдался постоянный рост цен, коррелировавший с ценовой категорией товаров аграрного сектора.
Происходило это прежде всего из-за того, что текстильное сырье легко поддавалось обработке в ходе производственного процесса, стоимость же сырья составляла 3/4 стоимости готового изделия (Оделл. 1912,30), а цена на хлопок-сырец росла в соответствии с повышением общего уровня цен в сельскохозяйственной отрасли. Вторая причина заключалась в том, что становление российской текстильной промышленности побудило правительство к развитию хлопковых плантаций в Центральной Азии. Введение тарифных пошлин на поставки хлопка-сырца позволило реализовать схему импортозамещения, а повышение тарифов на готовые изделия — уравновесить высокие внутренние цены (Оделл. 1912,22). Далее мы увидим, что завышение цен на потребительские товары, производимые российской промышленностью, привело к стагнации реальных доходов населения[14].
Таможенная политика российского правительства стала причиной формирования рынка внутреннего спроса — новой категории, позволяющей обосновать промышленную экспансию. С учетом того, что цены на потребительские товары в России превышали общемировые, производители не стремились к развитию экспортного направления, сулящего им значительно меньшую прибыль. С одной стороны, такая ситуация гарантировала производителю наличие стабильного внутреннего рынка потребления, с другой — крепко привязывала его к тому же внутреннему рынку. Отсюда можно сделать вывод: одной из причин малого количества текстильных фабрик в России до 1861 г. было отсутствие спроса на их продукцию, ведь в этот период страна была настолько бедной, что не было необходимости в расширении производства, а значит, и в строительстве новых мощностей. Не случайно подзаголовком работы В.И. Ленина «Развитие капитализма в России» стал тезис «Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности». И даже если предположить, что он ошибался насчет принципов формирования внутреннего рынка, то в объяснении причин роста производства потребительских товаров его теория играет важную роль.
