На дорогу она смотрела изредка, все больше на тачскрин. Вела переписку и увлечена была чрезвычайно. Даже какое-то наигранное увлечение демонстрировала. Как ребенок, напоказ погруженный в учебник. Его она слушала вполуха и на вопросы отвечала как бы нехотя.
Они общались таким образом три или четыре светофора, после чего он раскрыл ей свой интерес.
Что тут началось…
Да ни за что.
Да у нее уже почти год жених и никто, кроме него, ей не нужен.
Она просто не может ни с кем, кроме него.
Было тут, правда, недели две назад…
Он вспомнил, что недели две назад она ему писала, а у него с женой был как раз хороший период, и он отказал. Значит, кто-то другой согласился.
И вообще, о каком почти годе верности жениху она говорит, если еще в марте, когда бабусю удалось упечь в санаторий, она позвала его на бокал шампанского, а потом провожала до лифта голой?
Все эти очевидные и логические аргументы он, однако, приводить не стал. Она тем временем предложила просто поговорить. Ее смартфон булькал. Улыбаясь, она мазала его пальцем. «Поговорить» означало послушать ее. И он стал слушать.
Она любит читать. У нее целый список книг, которые она планирует прочитать уже три года, но все никак не подступится. А читать еще бабуся приучила. В детстве она водила ее в церковь и даже записала в церковно-приходскую школу. А когда она из той школы выпустилась, то первым делом решила потерять девственность. И обалдела, как же это круто.
Он потянул руку к ее большому лифчику, но получил отпор.
Она принялась жаловаться. Машина старая, вчера сгорела последняя фара, заправиться толком не на что.
– Увидишь заправку, останавливайся. Зальем полный бак, – вклинился он, удивившись себе.
Она впервые за вечер посмотрела ему в глаза.
– Ты хочешь оплатить мне полный бак? Это дорого, литров пятьдесят.
Он кивнул. Бензин – прекрасный подарок для любовницы: сгорел – и забыли.
Поглядывая на него с подозрением и настороженностью, сдерживая радость, она повернула в сторону ближайшей заправки. Сказала, она часто там заправляется. А еще там классные сэндвичи. Сказала много, как облагодетельствованный, находящийся в радостном возбуждении человек. Слушая ее, он подумал, что владеть женщиной, оплачивая ее топливо, по-своему забавно.
Скоро смартфон снова принялся настойчиво булькать. Покончив с благодарностями, она вернулась к переписке, захихикала и сунула вспыхнувший экран ему под нос. Нашла способ отблагодарить – проявила доверие. Мол, погляди, можно так мужику писать или глупо?
Он вчитался в облачка, полные кокетливой дребедени.
– Глупо. Но ему понравится.
Пока стояли в очереди к заправочным шлангам, она перегнулась назад, упершись большим лифчиком в его плечо. Взяла тот самый пакет, который он чуть не выбросил, вытащила коробку, а из коробки туфлю серебряной кожи, на высоком каблуке и с густо-красной подошвой.
– Лабутены. Пятьсот баксов. Он подарил, – назидательно сообщила она, скинула лодочку и просунула под серебряные ремешки свою смуглую ступню.
– Застегни, – она закинула на него ногу.
Он туго затянул ремешок. Хотел чмокнуть розовые ногти, но решил – лишнее.
Мини-вэн, стоявший впереди, стартанул, сзади погудели.
Подкатив к шлангам, она выскочила на асфальт и принялась красоваться, прихрамывая, как инвалид детства, у которой одна нога короче другой. Поджав левую в лодочке, она покачивалась на правой, взнузданной серебром, подкованной густо-красным.
«Хороша?» – вопрошало ее надменное и одновременно неуверенное лицо.
Она в самом деле была хороша, и лишь одно встревожило его. Смуглые пальчики с розовыми ногтями были чрезвычайно напряжены. И хоть серебряные ремешки и сдерживали ступню, ногу и все тело, но пальчики покраснели, наморщились, а ногти потемнели. Ему показалось, что пальчики упираются из последних сил, что неуклонно сползают к краю и вот-вот соскользнут.
Заначки, которую он припас для веселеньких часов с ней, хватило и еще немного осталось. Вернувшись, он увидел, что она воркует над тачскрином, и его свет озаряет ее черты. Туфля валялась на соседнем кресле и, перекладывая ее обратно в пакет, чтобы сесть, он подумал, что странно все-таки платить такие деньги за эти ремешки, пряжки и красную подошву. Он, конечно, не знаток, но какой-то обман тут кроется.
– Ни один мужчина никогда не заливал мне полный бак. Хочешь, подброшу до метро? – предложила она царственно.
Она так разошлась, что вызвалась подвезти его не просто до ближайшей станции, а до станции, на которой ему предстоит пересадка. Только сигарет по дороге надо купить.
Остановились у магазина.
– Сбегаешь? – попросила она, но, опомнившись, пошла сама.
Заглушив мотор, она забрала ключи, а он остался сидеть в тишине, свесив руку в открытое окно, за которым лежал июльский вечерний воздух. Мимо катили седаны, хетчбэки и кроссоверы. В них были люди. Пешие люди шли по тротуару. Внутри домов горели огни. Он подумал, что до метро осталось всего ничего. Да и не хочет он лезть в метро, а вполне доберется каким-нибудь наземным способом.
Он вышел из автомобиля, захлопнул дверцу и увидел на заднем сиденье картонный пакет.
«А ведь могут спереть», – подумал он, открыл дверцу, взял пакет, закрыл окошко и пошел в противоположную от метро сторону.
Вскоре его телефон переполнился неотвеченными вызовами, а позже – оскорблениями и угрозами. Вернувшись домой, он припрятал трофей, а на следующий день встал пораньше, вытер туфли начисто и преподнес жене вместе с утренним кофе.
Смотри, любимая. Красная подошва, серебряные ремешки, пятьсот баксов. И размер твой. Откуда деньги? Заработал. Есть еще те, кто его ценит.
Жена обрадовалась, но как-то с оглядкой. Надела один, надела второй. Он помог затянуть серебряные ремешки. Размер впору, и выглядит очень даже. Жена вертелась перед зеркальной дверцей шкафа-купе, то подгибая коленки, то распрямляя, то расставляя ступни, то ставя их вместе. На этих каблуках с красной подошвой она стала какой-то другой. Еще более волнующей, чем после душа. Он приблизился и положил руки на две привлекательные выпуклости ее фигуры.
– Погоди. – Она нагнулась расстегнуть ремешки.
– Оставь, это волнует.
– Но мне неудобно. – Она сняла туфли, одну за другой.
Сняла и зачем-то к самым глазами поднесла. И ногтем свеженаманикюренным ковырнула. И понюхала.
И рассмеялась.
– Это же кожзам. Подделка, да еще ношеные.
Жена сунула разоблаченную обувь ему в руки и босая ушлепала в ванную. Глядя на туфли в растопыренных ладонях, на красные подошвы, он услышал, как щелкнула задвижка, и подумал, что его руки тоже очень красны.
